- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (60) »
разобрал: слезы.
Все, что произошло этой ночью, он запомнил смутно. Помнил, как вернулся к себе, лег, но никак не мог согреться, стучали зубы. Хотел закричать «па» или «ма», но понимал: теперь уже нельзя. И он ждал, ждал, когда же все, наконец, уйдут — эти чужие, чтобы папа и мама подошли к нему, чтобы мама сказала «и», а он бы ей ответил «си-и» (это был их секретный код, тайное признание в любви), и чтобы отец рассказал, чего им было надо, тем людям, что они искали.
Он ждал и, не дождавшись, уснул.
Наутро, когда его разбудили, и он со всегдашней неохотой встал с постели, все выглядело, как обычно: мать кормила трехлетнего Женю, баба-Нёня возилась на кухне и раздраженно разговаривала сама с собой, отца уже не было. Юра не сразу вспомнил о событиях прошлой ночи, да и были они расплывчаты и неясны. Когда он сел за стол, на тарелке, подвинутой к нему, не лежали нарезанные тонкими ломтиками бутерброды. Это делал обычно отец, и тогда даже надоевшие бабушкины котлеты становились невыразимо вкусными.
— …Что они искали? — спросил Юра с набитым ртом. — Клад?
— Какие глупости! — сказала вошедшая бабушка.
— А когда ушли?
— Вскоре…
— А чего взяли?
— Ничего…
Бабушка немного слукавила, ибо люди в голубых фуражках прихватили в виде трофея две старинные английские золотые монеты — их в начале века привезла из-за границы старшая сестра бабушки, Вера. Но бабушка не сказала и самого главного. И Юрина мать — тоже. Они отправили его в школу, напутствуя, как обычно, словами: «Осторожней на улице, смотри по сторонам», а бабушка положила в ранец бутерброды с котлетами. Но разве сравнить их с теми, которые готовил отец?!
И дело не только в бутербродах — ему вообще бабушка не очень нравилась: постоянно недовольна, раздражена, ворчит без умолку.
(Теперь, когда наступил возраст оценок и переоценок — всего, всех и каждого (или так кажется), я, пожалуй, могу раскусить причину вечного бабушкиного недовольства, даже посочувствовать ей. Ведь перед самой революцией Софья Митрофановна сумела, наконец — после многих лет экономии и отказа во всем — купить небольшую табачную лавку на Арбате, чтобы обрести самостоятельность. Задолго до этого она отвергла своего мужа, перестала общаться, даже просто разговаривать, хотя вынуждена была жить с тремя детьми на его средства, в одной с ним квартире. Случилось это после того, как узнала, что он заболел «нехорошей» болезнью. (Ай, да дедушка! К сожалению, он умер, не дождавшись моего рождения.) А табачная лавка, конечно — тю-тю: была экспроприирована победившим классом.)
2
В школе в этот день с Юрой произошло такое, что из головы напрочь улетучились все воспоминания о ночных гостях. Началось как будто с пустяка. На первом уроке он небрежно сообщил Тане Карцевой, что в Бразилии удавы работают у людей. — Перестань! Как не стыдно! — сказала она. — Даже с детьми гуляют. Как настоящие няни, — добавил Юра. — Перестань, я скажу… Он обиделся, что ему не верят, и со зла брякнул: — И в магазин за хлебом ходят! — Перестань! — Таня чуть не плакала от возмущения. — Юра, — сказала Анна Григорьевна, их учительница. Она была очень добрая, однако это знали не все и оттого побаивались. Юра ее не боялся, но не понимал, как себя с ней вести, потому что она была его теткой, женой дяди Володи. Юру она взяла в прошлом году к себе в класс. У нее было строгое лицо с небольшим прямым носом, красивые глаза и не совсем обычная прическа: сзади пучок, а уши прикрывались длинными такими, завитыми в трубочку локонами. — …Юра, — повторила Анна Григорьевна, — ты мне мешаешь. Юра немного послушал, о чем она говорит, потом спросил Карцеву: — Бацилла разобьется, если упадет? — Перестань! — сказала та. — Как не стыдно! — Стыдно, если видно, — ловко отпарировал он и опять спросил: — Ты была в прериях? — Юра Хазанов, — раздался снова голос Анны Григорьевны. — Ты много болтаешь. Мне трудно вести урок. — А чего трудного?.. Нет, он не хотел такое сказать, но как-то само вырвалось. И он покраснел. Он вообще легко краснел. — Как не стыдно! — прошипела Таня Карцева. — Так, — сказала Анна Григорьевна. — Очень хорошо. Значит, ты считаешь… А почему ты решил, что не трудно? Встань и ответь. Юра встал. Может, надо было извиниться — и все, но он еще не научился этому; для него извинение было тяжким трудом, тяжелее, чем съесть манную кашу с комками, которой он всегда давился под неусыпным оком бабушки. — Потому что… — сказал он. — Потому что можно в учебнике прочитать. И еще там вопросы есть. — Так. А в задачнике ответы, да? — Да. — А с дисциплиной как? — У меня? — Нет, — сказала Анна Григорьевна. — В классе. Надо ведь, чтоб порядок был. Чтобы все слушали. — Конечно, — сказал Юра. — Чтобы слушали. — В классе засмеялись, это опять обидело его и он добавил: — Ну, и что такого? Разве трудно? — Нет, ничего такого, — согласилась Анна Григорьевна. — Может, ты и прав, и каждый сумеет провести урок… Садись, пожалуйста. — А чего? — сказал Юра специально для Тани Карцевой перед тем, как сесть. На следующем уроке его первым вызвали к доске. — Тетрадку брать? — спросил он. — Как тебе удобней, — сказала Анна Григорьевна. — Нет, не туда, сюда, к столу… так… Очень хорошо… Вот тебе журнал, ручка. Можешь начинать… Сейчас у нас литература. А ты — учитель… И тут Юра взыграл: чего они там сидят, гогочут? Думают, он не может? Буза какая! Мало он книжек прочитал?.. Ничего трудного. «Расскажите о жизни Ваньки у сапожника»… «Как помогала Муму своему хозяину?» Подумаешь!.. А сейчас он читает такую книгу… «Маленький оборвыш», Гринвуда… Про нее тоже спросит… А кто будет шуметь, из класса выгонит… Или всем «неуд» поставит, а «очень хорошо» никому… — По-настоящему учитель? — спросил Юра. — Конечно, — сказала Анна Григорьевна. — Даже можешь из класса удалять или родителей вызвать. Так… Очень хорошо… Начинаем. Все замолчали… Пожалуйста, Юра. — Так… — сказал Юра, покраснел и раскрыл классный журнал. — Очень хорошо… Тихо! Чего смеетесь? Буду это… выгонять… Что нам сегодня задали? Алданов? Вова Алданов встал, как оловянный солдатик, но сразу сел и засмеялся. — Не смейся! — прикрикнул Юра. — А то «неуд» поставлю. В классе зашумели. Анна Григорьевна постучала рукой по подоконнику. — Очень хорошо, Алданов, — сказал Юра, — не хочешь, как хочешь. Другого вызову. А ты еще пожалеешь. — Ладно, выйди после уроков на улицу, — сказал Алданов. Юра не любил драк, даже боялся. Но сейчас не обратил внимания на- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (60) »