прибыли на место, Убийца бесследно исчез.

Было четыре часа утра, когда он прибыл в Оракл. Все восемьдесят девять жителей этой горной деревушки еще спали крепким сном, никто не заметил его появления.

Идя наугад, он преодолел сотни километров. Как-то он даже забрался на вершину горы и долго смотрел на Тусон, видневшийся далеко-далеко внизу под его ногами. Преодолев холмы и горы, он подошел к Ораклу с южной стороны и, достигнув скалистого отрога близ деревни, положил свою ношу.

Фраццини не умер. Он пришел в себя на рассвете, лежа на каменистой земле, заросшей чахлой травой. Перед его ошеломленным взором предстали небо, дикий пейзаж, далекая синева гор. Приподнимаясь, он заметил Убийцу. Неужели это был Майк-убийца, этот обнаженный великан ростом более двух метров двадцати сантиметров, серебристое тело которого будто колыхалось, бурлило? Фраццини был человеком мужественным и, бесспорно, обладал большой физической силой, но в данной ситуации он столкнулся с таким странным, с таким фантастическим и ужасным явлением, что кровь его застыла в жилах, сердце содрогнулось в груди, и впервые в жизни он понял истинное значение слова «страх».

В свете нарождавшегося дня мимо проезжал на ослике молодой мексиканец. Он боязливо взглянул на два силуэта, видневшиеся на вершине холма, и воскликнул:

— Madre de Dios!

Босыми ногами он пришпорил животное, и оно помчалось быстрее. В километре от того места, где узкая тропинка пересекалась с грунтовой дорогой, он увидел машину с сидевшими в ней вооруженными мужчинами и женщиной.

— Si, Senores, — сказал он, отвечая на их вопросы. — Я видел двух hombres — (он благоговейно перекрестился). — Один из них голый. Наверно, сам дьявол во плоти. А второй…

Но вооруженные люди и женщина уже бежали по тропинке, по которой он пришел.

Галлюцинации (а может быть, и реальные картины, вызванные обостренностью видения, превосходящей обычную остроту зрения) мучили Убийцу. Ускорение работы органов чувств и всех других процессов в организме приближалось к своему апогею. Небо и земля стали покачиваться и преображаться. Мысли Фраццини нестерпимо жужжали в ушах. Кто такой Фраццини? Фраццини — его враг. Но почему весь мир в его глазах содрогается? Его негодующий взгляд встретился со взглядом врага.

— Молчи, — приказал он.

Фраццини молчал. Даже мысли его умолкли. Убийца обрадовался тому, что избавился от неимоверного треска испуганного разума своей жертвы, этих тревожных, кружившихся вихрем мыслей.

В наступившей тишине он вдруг забыл о существовании Фраццини: Фраццини исчез; крутой холм, коричневый пейзаж, уходивший уступами до реки и снова поднимавшийся на многие километры до Мамутовых гор, тоже растаяли, и он увидел иной мир, иное измерение! Это была какая-то неземная страна, страна неописуемой красоты. Далеко-далеко в лучах изумрудного солнца сверкали башни и купола таинственного города. Благодаря прозрачному, как кристалл, свету в западной части неба в момент, когда солнце уже скрылось за призрачными горными вершинами, а ночной покров еще не окутал пустыню, этот город походил на узор, такой недосягаемый и далекий… хрустальный город в опаловом мире.

Неужели это было творение безумствующего разума? А может быть, он действительно существовал на одну-две октавы выше вибрации земной материи? Если так, то лишь зрение овладевало той достаточно высокой нотой, позволяло видеть его. Потому что он жил по-прежнему в ритме плоти, который приковывал его ноги к земле.

Напрасно пытался Убийца подлететь к стенам этого мистического города, напрасно пытался увидеть небесные создания божественной красоты и несказанные чудеса, напрасно пытался проникнуть в пространство, где они находились, чтобы там блуждать. Все это оставалось просто… пространством и только. Иногда химеры возникали под ним, иногда над ним, иногда окружали его. Но где бы они ни появлялись, он не мог их коснуться, не мог пощупать, не мог проявить свою сущность, и в конце концов они растаяли. Как только влияние ускоряющего эликсира достигло своего удивительного апогея и пошло на спад, все последующее произошло с молниеносной быстротой. Гигантское тело сжалось, огонь в глазах погас. Разыскивая исчезнувшее видение — мистический город у горизонта, голодный, жаждущий и безумный, он пошел куда глаза глядят в пустыню. Он долго бродил и, наконец, споткнувшись о бугорок, упал и уже не смог подняться.

Фраццини нашли сидящим на холме. Онемевшим.

Великий Шеф смотрел на появившихся людей непонимающими глазами.

— Что с вами, патрон? — с тревогой спросили его подчиненные. Он не ответил.

Его жена, прилетевшая в Тусон вторым самолетом, подошла к нему и, забыв свои обиды, обняла.

— Тони, — рыдала она. — Тони! Дорогой, ты меня не узнаешь?

Эти потускневшие глаза уже никогда никого не узнают, в них никогда уже не мелькнет проблеск ума. Гений порока, который почти превратил даже правительство Соединенных Штатов в придаток своей преступной империи. По иронии судьбы другой человек, который силой воли положил конец деятельности этого разума, этого гения, и который только и был в силах его воскресить, к этому времени уже забыл все и теперь представлял собой второго безумца.

Но если Фраццини обнаружили, то Убийцу так никогда и не нашли. За его поимку была обещана не одна награда. Исследовали всю пустыню, напрасно. Однажды группа искателей остановилась у лачуги старой мексиканки. Было это у границы с Нью-Мехико. Нет, сказала им старуха, она с сыном пасет здесь овец и никого не видела.

Но она ничего не сказала о значительном событии, происшедшем в ее жизни, не рассказала, что неделю назад сын ее умер от укуса змеи и что, пребывая в печали и одиночестве, она просила Деву Марию вернуть ей его. Как не рассказала она и того, что ей приснилось, будто молитва ее услышана, и как пришла она на могилу и обнаружила лежащего на ней человека. Правда, он не был похож на ее сына, но она стара, суеверна и убеждена в том, что произошло чудо. Так что для нее сын воскрес из мертвых, и Убийца стал этим сыном. Но в глубине затуманенного сознания этого человека все еще жило воспоминание о неземном городе (не понимавшая английский язык и слушавшая его бормотания старая женщина думала, что он рассказывает о рае, который покинул для того, чтобы вернуться к ней) и всякий раз, охраняя овец, он пристально всматривался в синеву горизонта. Порой старой матери приходилось идти за ним и приводить его домой.

Больше он не помнил ничего.