сдержанна. – Молодец. Похвально.
- Благодарю.
- Ты любишь Алекса?
- Да, безумно.
- Пойми, я задаю эти вопросы, чтобы все, что нас ждет дальше, не казалось тебе
противоестественным. Просто расслабься и подойди ко мне.
Камера, которую я держу в правой руке, фиксирует каждое движение. Коричневая
футболка Аники задралась вверх.
- Сколько тебе лет?
- Восемнадцать.
- У тебя потрясная грудь, Аника. Высокая, упругая.
Левая рука продолжает осмотр тела девушки, смотрящей на дверной проем, в
котором периодически показывается физиономия ее бойфренда.
- Все будет хорошо, Алекс, не волнуйся. – Покрасневшее лицо молодого человека
вновь растворилось во мраке гостиной. – Встань на колени, Аника. Возьми его в рот.
Время несколько иной тишины. Причмокивания девушки смешиваются со
сдавленными рыданиями Алекса, доносящимися из соседней комнаты. Отчаянная немота.
Пятьдесят тысяч прекрасно делятся на двадцать минут. Драгоценные секунды. В
контексте…
- Встань, повернись, я хочу рассмотреть тебя. Боже, ты неповторима…
Я загнул ее раком, она уперлась локтями на отполированную раковину. Лицом в
слив…
Глухие стоны, тяжелые шлепки и сперма, забрызгавшая спину Аники до самых
лопаток.
Я достал из портмоне ровно пятьдесят тысяч. Бросил на стол и позвал Алекса.
Девушка в этот момент застегивала ширинку.
- Видите, все позади. Никто не умер. И я предлагаю вам взять эти деньги, спрятать их
и лечь спать. Не нужно разговаривать о том, что произошло. Не вредите себе. Не казните за
то, что последняя надежда оказалась таковой. Я был рад с вами познакомиться. Мне пора.
Когда я выходил, Аника сказала мне спасибо, а ее друг даже не пожал моей руки. Это
не удивительно.
Возможно, сейчас в доме Аники и Алекса тихо. Настолько тихо, что не слышно, как
отвращение парня прожигает его желудок во время совместного просмотра телевизора.
Бесшумно, глухо. Тишайшее презрение девушки утопает в голосе ведущего семейной
телеигры. La belle indifference. То самое взвешенное безразличие.
Видео, с пометкой POV (point of view – точка зрения) моментально начало приносить
прибыль. Порно-сайт, который мы с другом открыли, переехав в Чехию из Австралии, -
весьма выгодное предприятие. Нет ничего реальнее ужаса, который постигает юного
онаниста, осознающего, что он дрочит на чье-то горе. Ты выкладываешь половину записи, а
оставшуюся половину присылаешь по почте тому, кто оплатил право на ее просмотр…
La belle indifference…
____________________________________________
[Абстинентный синдром]
Он только и делает, что ноет. Болит желудок, болит желудок, болит. Невыносимо. Ни один
из докторов так и не смог поставить верный диагноз. Пришли к компромиссу: сильные боли
неизвестного происхождения. Знаете, это своего рода пригласительная открытка, мол:
«Уважаемый Диацетилморфин, у нас появился вакантный мученик. Играет на гитаре, пробовал марихуану, с детства торчит на риталине. Гиперактивный малый, рассеянный, но, кажется, талантливый. Гитару держит необычно - под левую руку». Ну, здравствуй, Курт.
Словно бродяга, вцепившийся в товарняк, я врываюсь в горячий поток миллиарда
эритроцитов.
Это я бью точно по изголодавшимся рецепторам, генерируя бесконечное затмение некогда
чистого сознания.
Но сначала – долгая дорога к зависимости.
В импровизированной студии, как и всегда, довольно тихо. Мы с Куртом держим в
руках его излюбленную «Univox Hi-Flier». Он помнит эти звуки, пытается их воспроизвести и
в итоге – четырехаккордовый рифф. Такой притягательный, но неистовый, революционный.
С правого фланга подкрался Крис – басист:
- Слушай… а почему бы не сыграть это немного медленнее?
- Давай попробуем.
На глазах у этой бестолочи, Кейтлин, рождается, возможно, лучшее, что я мог дать
своему творцу.
- Эй, - она всегда начинает с этого долбаного «эй», - от тебя разит молодостью, Курт!
Вот тебе название, родной. «Smells like teen spirit».
А этот торчок, одержимый своим «панк-роком» и анархией, всегда воспринимал все
буквально. Возможно, недомолвки – один из катализаторов гениальности.
Я не позволю ему понять эту фразу буквально.
Боли в мышцах шеи, спины, ног.
Судороги. Рвота. Пусти меня к себе, Курт.
Не думай ни о чем.
Словно бродяга, вцепившийся в товарняк, я врываюсь в горячий поток миллиарда
эритроцитов.
Это я срываю мясо с костей бесталанного мастера, оставляя за собой шлейф нового опыта.
Если Он захочет чуть больше Меня, я всенепременно Его уничтожу. Творец просит больше
искусственного вдохновения. Что ж, он получит коллапс дыхательного центра. Сколько бы
симфоний и хитов ни было рождено, в пункте назначения прозвучит чужая музыка.
Знакомый всем марш. Заслуги, слившись в чьей-то памяти, превратятся в эпитафию. И
муза – в морфин. И человек – в тело.
Твоя рубашка, Курт, она пахнет дезодорантом твоей подружки. «Teen Spirit». Но зачем нам
эта информация?
Боли в мышцах и ногах, судороги, рвота. И гимн поколения.