порядке.

Они сидели на жесткой скамейке, которая шла вдоль борта – вертолет был грузовой.

Арт закурил. Интересно, очень ли изменился Доул? С того времени, когда он был начальником полицейского участка и когда он бил девятнадцатилетнего парнишку, который пришел к нему с жалобой на Эдди Макинтайра. Боже, как давно это было… Каким он был идиотом… Нет, вовсе не идиотом. Он заглянул в пустые синие глаза Мэри-Лу. Он лишился всего. Он был рабом белого снадобья, и ему было девятнадцать лет. Он не был идиотом. Он вообще не стал бы нарком, если его обманом не приспособили бы к шприцу. Джунгли его сделали нарком, и только Мэри-Лу помогла ему бросить белое снадобье. Живая помочь не смогла, а мертвая помогла…

Двигатели вертолета ожили, начали булькать, передавая кабине легкую вибрацию.

– Давайте ваши обрывные фалы, – сказал инструктор. Он прошел мимо всех их, беря веревки с карабинами на конце и защелкивая их на металлической штанге, что шла над сиденьем. Щелчки были сухие, как выстрелы.

«Мы точь-в-точь как собаки, чьи цепи скользят по натянутой проволоке», – подумал Арт.

Двигатели прибавили обороты, вертолет еле заметно качнулся, и Арт понял, что они уже в воздухе. За круглыми окошками темнота была бархатной, непроницаемой, бесконечной.

Инструктор вынырнул из пилотской кабины, посмотрел на них и сказал:

– Поставьте звуковой сигнал своих секундомеров на тридцать секунд. Когда вы услышите сигнал, земля будет уже совсем близко… Делайте, как я вам говорил, и все будет в порядке. Возьмите в рот резинки, которые я вам дал. А то прикусите язык при открытии парашюта.

Арт посмотрел на людей, которым предстояло прыгать вместе с ним. Лица у всех казались восковыми в желтоватом свете плафонов, напряженными.

Через полчаса инструктор еще раз исчез в пилотской кабине, вышел тут же оттуда и кивнул головой.

– Пора, приготовьтесь. Когда услышите мою команду «пошел», включайте секундомеры, подходите к двери и просто делайте шаг, словно вы выходите из вертолета, стоящего на земле.

Инструктор открыл дверь, и небольшая кабина тут же наполнилась грохотом двигателей, свистом воздуха и запахом сырости. Должно быть, они летели в дождевых облаках.

– Через пять секунд будем над целью, – послышался из динамика равнодушный голос, и инструктор скомандовал:

– Пошел!

Арт сидел первый от двери. Он встал на ноги, неуклюжий от парашютного ранца за спиной, сделал шаг к открытой ревущей двери. На мгновение-животный страх парализовал его. Страх высоты, страх темноты. Как самому, по своей воле, шагнуть в бездну?

Арт почувствовал руку инструктора на своей спине, но прежде чем тот вытолкнул его в дверь, он уже сам пересилил себя и шагнул вниз. Он почувствовал множество вещей сразу, но главным было ощущение нестерпимой щекотки внутри, в животе, груди. Его внутренности с невероятной быстротой устремились вверх – вот-вот выпрыгнут из него. Плотность мрака, шлепки влажного тугого воздуха о лицо – все это было ничто по сравнению со щекочущей, темной пустотой внутри, из-за которой нельзя было вдохнуть. «Сейчас я задохнусь», – подумал было Арт, но в то же мгновение что-то дернуло его, будто кто-то поймал его на лету, и он понял, что парашют открылся. И тут же исчезла тянущая пустота. Он висел во влажном мраке, один в безбрежном мире, и ему почудилось, что туго натянутые стропы ведут не к куполу парашюта, а к чему-то надежному, постоянному, и он отныне всегда будет висеть в спокойном бесконечном мраке, вдали от всего, что было его жизнью. Ему было хорошо и покойно, и даже страх перед темнотой был нужен ему. Он привык к страху. Без страха жизнь невозможна.

В это мгновение он услышал сигнал секундомера и сразу вспомнил, что говорил инструктор. Он согнул ноги в коленях, напружинил их, ожидая удара, и тут же ткнулся в землю. Ткнулся и упал на бок.

Вот и все, подумал он с легким разочарованием. Да, нужно освободиться от лямок. Он нажал на кнопку на груди, и они разом спали с него, как перерезанная во многих местах упряжь. Он вскочил на ноги и подбежал к парашюту, Который белел во мраке в нескольких шагах от него. Он начал собирать материю в кучу и подивился, как такой купол мог поместиться в маленьком ранце.

Он не заметил, как к нему подошел его сосед по кабине в вертолете Боб Мэрфи.

– Все в порядке? – шепотом спросил Арт.

– Все в порядке, – так же шепотом ответил Мэрфи. – А вон и другие.

Через несколько минут вся группа уже была в сборе, и Мэрфи, хорошо знавший Риверглейд, сказал, что уже сориентировался, что высадились они правильно, на территории Клуба любителей гольфа.

– Идите за мной. Если я не ошибаюсь, ярдах в ста должен быть густой кустарник – кошмарное место для неловких игроков. Сколько здесь мячиков потеряно! Там мы оставим парашюты и ранцы.

Мэрфи не ошибся. Они засунули парашюты и ранцы в кустарник, а сами побрели за Мэрфи. Трава была сырая. Дождь хоть и прекратился, но воздух был насыщен влагой. Арт почувствовал, что ботинки его промокли, а брюки комбинезона стали тяжелыми и неприятно липли к ногам.

Они подошли к небольшому каменному строению, которое оказалось гаражом для гольфовых электротележек. Тележек, которые сопровождают солидных игроков, везут за ними весь арсенал их клюшек, мячики, полотенца.

– Ну, рассаживайтесь по тележкам, ребята, – сказал Мэрфи после того, как, поковырявшись немного, открыл замок.

Арт сел и прислонился головой к стене, хотел подремать, но сна не было. Мешало какое-то глухое беспокойство. Чувство было такое же, как и в те минуты, когда распахивалась перед ним та дверь, ведущая в никуда, когда его охватывало отчаяние пустоты, когда он вдруг прозревал, возносился ввысь и мысленным взглядом видел бессмысленность всего, бесцельность. Нет, нет, сказал он себе, цель была. И знал, что кривил душой. После того как стало ему безразлично, задушит он своими руками Эдди Макинтайра или нет, он понял, что ему будет так же безразлично, убьет он Доула, Папочку или нет.

Наверное, Марквуд неспроста все пытал его о том, какие у него а жизни цели. Странный человек этот Марквуд. Таких Арт не встречал никогда. Путаный, любопытный, говорливый, как ребенок. Арт часто чувствовал себя с ним как старший с ребенком. Снисходительное покровительство. Иногда раздраженье. Но бывало, что этот взрослый ребенок заставлял его задумываться над простыми, казалось бы, вопросами.

Ну хорошо, говорил ему Марквуд, вот ты признаешь, что убивал. А думал ли над тем, можно ли убивать вообще? Что значит можно, недоумевал Арт. Раз я убил – значит, можно. Нет, морщился Марквуд, ты меня не понимаешь. Ты убил, другой убил, ограбил, подсунул шприц – это все происходит. Не об этом же речь. Но хорошо ли это? Для этого