лично принимал Джека на работу добрых десять лет назад, когда Гамильтон был молодым, энергичным, перспективным инженером-электронщиком, только что из Массачусетского технологического.

— Значит ли все это, — спросил Гамильтон внезапно севшим голосом, — что Марше запрещено появляться на заводе? — При этом пальцы его нервно сцепились, будто два быстрых краба в схватке.

— Нет, — ответил Эдвардс, — это значит, что вам будет отказано в допуске к секретным материалам, пока ситуация не изменится.

— Но ведь… — Гамильтон в изумлении умолк. Потом выпалил:

— Все материалы, с которыми я имею дело, секретны!

Ему никто не ответил. Только в углу натужно гудел кондиционер.

— Черт меня побери! — неожиданно громко сказал Гамильтон. Несколько бумажек, словно стайка испуганных птиц, взлетели в воздух… Эдвардс искоса, с любопытством взглянул на Джека. Чарли Макфиф закурил сигару и нервно пригладил тяжелой ладонью свою редеющую шевелюру. В простецкой коричневой униформе он был похож на этакого пузатого увальня — глуповатого патрульного дорожной службы.

— Предъявите ему обвинения, — заговорил Макфиф. — Дайте ему шанс защититься, полковник. Какие-то права у него все же есть! Некоторое время полковник Эдвардс молча копался в справках, представленных ему службой безопасности. Но вскоре с помрачневшим от безнадежности лицом он подвинул досье к Макфифу.

— Твой отдел все это готовил, — пробормотал он, как бы открещиваясь от щекотливого дела. — Ты и скажи.

— Вы что же, собираетесь читать это здесь?! — запротестовал Гамильтон. — Для тридцати человек? В присутствии всех чиновников компании?

— Они уже видели этот доклад, — не без сочувствия заметил Эдвардс. — Он был подписан около месяца назад. И с той поры циркулировал. В конце концов, мой мальчик, ты у нас персона важная. Мы не можем позволить себе отнестись к этому вопросу легкомысленно.

— Во-первых, — заявил Макфиф, явно чувствовавший себя не в своей тарелке, — это дело нам передали из ФБР.

— Вы их запрашивали? — язвительно спросил Гамильтон. — Или досье чисто случайно начало циркулировать по стране? Макфиф побагровел.

— Ну, в общем, мы их запросили. Обычная деловая справка. Боже милостивый, Джек, да и на меня есть досье. А ты что думал? Даже на Президента досье заведено!…

— Вам нет нужды читать эту чушь, — проговорил дрогнувшим голосом Гамильтон. — Марша вступила в прогрессивную партию еще будучи зеленой первокурсницей. Да, она вносила деньги в помощь испанским беженцам. Выписывала радикальный журнал. Все это я и так давно знал.

— Прочитайте полученные материалы! — приказал Эдвардс.

Продираясь сквозь дебри доклада, Макфиф внимательно выискивал нужные данные.

— Миссис Гамильтон вышла из прогрессивной партии. Журнал «Ин факт» больше не издается. Она посещала собрания калифорнийского отделения Союза работников искусств, наук и свободных профессий — из прокоммунистических организаций это одна из самых активных. Она подписала Стокгольмское мирное воззвание. Вступила в Союз гражданских свобод, обвиняемый наблюдателями в левацкой ориентации.

— Что это значит — «левацкая ориентация»? — потребовал объяснений Гамильтон.

— Это означает симпатию к лицам или группам лиц, которые общаются с коммунистами. — Макфиф продолжил старательное чтение доклада:

— Миссис Гамильтон написала письмо в «Сан-Франциско хроникл», протестуя против запрета на въезд Чарли Чаплина в Соединенные Штаты. Она подписала воззвание за освобождение супругов Розенберг, осужденных за измену родине. Она выступила на собрании Аламедской лиги женщин-избирательниц, высказываясь за допуск в ООН красного Китая — коммунистической страны! Вступила в оклендское отделение организации «Мирное сосуществование или смерть», имеющей также отделения в странах за железным занавесом. А еще внесла деньги на нужды Общества содействия прогрессу цветного населения. — Он повысил голос:

— Сорок восемь долларов пятьдесят пять центов! В зале стояла тишина.

— Все? — буркнул Гамильтон.

— Да, это весь материал по данному вопросу.

— А упоминается ли там, — сказал Гамильтон, стараясь унять волнение, — что Марша выписывает «Чикаго трибюн»? Или что она участвовала в избирательной кампании Эда Стивенсона?.. Что вносила деньги в Общество за гуманное отношение к кошкам и собакам?..

— Не вижу, какое это имеет отношение?.. — нетерпеливо перебил Эдвардс.

— Для полноты картины! Да, Марша пару раз читала «Ин факт». Ну и что?

В руках у нее бывал и «Нью-Йоркер». Она вышла из прогрессивной партии вслед за Уоллесом и вступила в организацию «Молодые демократы». Это упомянуто? Не скрою, ей любопытен коммунизм, но разве она оттого стала коммунисткой? Все, о чем вы тут болтали, — вздор! Эка невидаль, женщина иногда заглядывает в левые журналы и слушает левых ораторов… Это еще не доказывает, что она одобряет коммунизм, или подчиняется их партийной дисциплине, или выступает за свержение правительства, или…

— Мы и не утверждаем, что твоя жена — коммунистка, — заметил Макфиф.

— Мы только отмечаем, что она фактор риска для безопасности. А вероятность того, что Марша коммунистка, существует.

— Господи! — воскликнул Гамильтон, вполне сознавая, насколько бесполезны его слова. — Тогда я должен доказать, что она не коммунистка? Так, что ли?

— Да, есть вероятность, — не слушая Гамильтона, поддержал заключение Макфифа Эдвардс. — Джек, попытайся мыслить здраво, не поддавайся эмоциям. И не кричи. Может, Марша и красная, может — и нет. Не о том речь. Что у нас против нее? Материал, который говорит, что твоя жена занимается политикой — притом радикальной политикой. А это нехорошо.

— Маршу все интересует. Она умна и образованна. У нее в распоряжении целые сутки, чтоб узнать обо всем. Или она, по-вашему, должна сидеть дома и только… протирать мебель? Готовить?.. Или шить?

— Тут мы имеем определенный образ жизни, модель поведения, что ли, — разъяснял Макфиф. — Надо признать, что ни один из приведенных пунктов сам по себе не является обвинением. Но если их сложить вместе и взять среднестатистическую норму, то… это выходит за всякие рамки, Джек. Слишком во многом замешана твоя жена.

— Всего лишь общение, не больше. Разве на основе этого можно доказать, что она согласна с их речами?

— Мы не можем прочесть ее мысли. Ты и сам не можешь. Но судить о поступках — другое дело. В какие общества она вступает, какие петиции подписывает, куда деньги вносит. Для нас это единственные улики, нам из этого приходится исходить. Ты говоришь: она ходит на митинги, но не согласна с речами.