- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (30) »
— Подожди, Джан! Что это с тобою сегодня?! Куда ты торопишься? Как тебя учили водить?… — уговаривал собаку слепой.
Но собака чуяла в голосе мягкость и попустительство и только влегала грудью в шлею.
— Стоп! — раздался наконец сердитый окрик.
Пес встал словно вкопанный.
— Фу, бессовестный! Уморил! — человек опять снял фуражку и принялся вытирать вспотевший лоб. Он опустился на траву возле изгороди и похлопал рукой по земле:
— Отдышусь, тогда пойдем дальше. Садись, Джан, пока!
Джан разочарованно уселся, зевнул и затрясся:
— Ну что раззевался?! Что дрожишь, чего нервничаешь? Небось, силушка по жилочкам похаживает? Покою тебе не дает? А я, брат, отбегал…
В голосе зазвучали грустные нотки. И сердце собаки встрепенулось.
Джан на брюхе подполз к хозяину, потерся головой о его бок и, как нашаливший ребенок, виновато зарылся носом в опущенные ладони.
Наступило молчание. Собака ласкалась, терлась о хозяина головою, взвизгивала, отфыркивалась…
Наконец ей удалось его рассмешить. Она подскочила, обрадованная, положила передние лапы ему на плечи и попыталась лизнуть в лицо.
— Ах ты, плут! Ну хорошо, что раскаялся. Будет, будет подлизываться!.. Идем лучше скорее в общежитие, Джан! Слышишь, веди меня в общежитие.
Они встали, отряхнулись и так прытко двинулись мимо улиц и переулков, что любой городской житель высунул бы язык, если бы вздумал угнаться за ними.
Теперь поводырь не рвался больше вперед.
Он шел ровной, размеренной походкой, прижавшись к хозяйской ноге и заботливо минуя все помехи на его пути.
У не просохшей еще после вчерашней грозы лужи Джан остановился и залаял. Он дал время нащупать тростью раскисшую глину, а затем, прижавшись сильнее, медленно обвел хозяина стороною.
Так прошли они через весь поселок и свернули в последний проулок.
Собака толкнула лапой заросшую бузиной калитку. Хозяин ее нажал скрытую кнопку, и оба вошли.
За калиткой, над входом в большую двухэтажную дачу, была вывеска:
Густой бас и высокий свежий тенорок красиво оттеняли напев. Обе женщины вышли из кухни и слушали неожиданный концерт…
Вдруг в мелодию ворвался странный грубый голос: Джан поднял голову и громко завыл, причитая и бормоча что-то по-собачьи дрожащими губами.
Певцы рассмеялись:
— Публика протестует, — сказал Семен Гаврилович, отставляя гармонь. — Вот и дома он также срывает у меня занятия. Ну, друзья, увидимся, значит, на концерте Леонида… А теперь мы должны еще в контору поспеть, а потом в цех, повидаться с товарищами.
И вот они опять переходят пути, минуют полосатые шлагбаумы и шагают вдоль берега речки.
Маловато удалось побегать в саду общежития! Ну куда, куда бы еще потратить столько сил и здоровья?
Семен Гаврилович прекрасно понимает досаду собаки. На половине пути он говорит: «стоп!» Кладет на траву газету и палку и снимает Джанову сбрую.
— Беги, Джан! Побегай, покупайся и скорей возвращайся ко мне, — по привычке серьезно, как с человеком, говорит Семен Гаврилович.
Восторженный лай слышится уже где-то вдали. Закудахтали куры, откликнулся глупый и очень хозяйственный голос петуха, слышен гусиный гогот… Пронзительный голос кричит:
— Ку-у-да! Ку-да тя лешай нясет! Розка! Розка!..
Где-то мекнула козочка.
Джан, наверное, носится по берегу, купается, встряхивается, заигрывает с чьей-то козой, услужливо высаживает из воды гусака…
Какая сейчас должно быть вокруг благодать! Помнится, три года назад, лес зеленой стеною стоял там, за извилиной речки. В стороне была топкая низинка с мохнатыми кочками, изумрудной осокою. До войны это было совсем пустынное место. А теперь — куры и гуси, коза, женский голос… Наверное, дачники-новеселы расселились до
ОБЩЕЖИТИЕ СЛЕПЫХ ИНВАЛИДОВ ВОЙНЫ коллектив учебно-производственного предприятия № 12 Московского отдела Всероссийского о-ва слепых.
* * *
Минут через пять Джан уже без сбруйки пробежал из общежития через большую террасу в цветник. Он катался и ползал по траве, растирая брюхо, спину и восторженно дрыгая всеми четырьмя лапами. Потом, поупражнявшись в гигантских прыжках через клумбы, опрометью кинулся к маленькой опрятной кухне. Красивая женщина с короной бронзовых кос над неподвижным, как у многих слепых, лицом, видимо, поджидала четвероногого визитера. Миска со всякой снедью была приготовлена для него в углу. Пока Джан, расставив могучие лапы, лакал похлебку и, словно сухарики, разгрызал кости, женщина разговаривала с ним и поглаживала его по спине. Забежала еще одна слепая. Она прислушалась и спросила: — Это кто? Джан, что ли, так чавкает? А где ж председатель наш, Джан? Даже толстая кошка поиграла с Джановым хвостом и потерлась о его ляжку, хотя пес буркнул в миску не отрываясь, от чего вся похлебка пошла пузырями. По всему было заметно, что Джана здесь любят, балуют и радуются его приходу. Не успел он доесть, как из цветника послышались голоса. — Джан, ко мне!.. Пес немедленно бросил угощение и через минуту ткнул захлюпанным носом хозяйскую ладонь. — Ну, доволен? Набегался, поразмялся? Э-э-э, да ты брат не теряешься, всю морду умазал в каше. Убери, убери голову, испортишь мне костюм… Инвалиды в очках окружили собаку: — Подзаправился, Джанчик? — И чего мне «теряться», скажи, Джан-душа! Я же не чужой! — Человек погладил собаку левой рукой, правый рукав у него был пустой. У другого — вместо кистей протезы в черных перчатках… А народ все коренастый, плечистый, в самом цвету. И несмотря на следы страшных ран и увечий, держались они по-военному прямо, шутили громко и весело. — Вы за отпуск, Семен Гаврилович, основательно двинулись и по музыке и по чтению… — Ноты разбираете вовсе свободно? Большое упорство у вас… — А наш «Паганини» совсем погано читает… Один из слепых держал ноты с былыми выпуклыми, точно вдавленными булавочной головкой, значками: — А без нот вы ту песню не помните? — Постараюсь припомнить. Давайте баян! Мы частенько певали ее с нашим командиром эскадрильи. Семен Гаврилович опустился в цветнике на скамейку и приладил на коленке гармонь. — Песня эта старинная, ей больше ста лет. А вы все слова знаете, Леня? Звучный, необыкновенного тембра баритон запел под аккомпанемент баяна:Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно:
В роковом его просторе
Много бед погребено.
Смело, братья! Ветром полный
Парус мой направил я:
Полетит на скользки волны
Быстрокрылая ладья!
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (30) »