советского человека с заведенным механизмом и о “большом конвейере” (образ подсказан писателем Яковом Ильиным) как метафоре общественно-политических процессов. В прозе тех 1920-х предсказывалось и клонирование (“Машина Эмери” М. Слонимского), а писатель П. Вигдорович, описывая своего героя, экскаваторщика Сергея Егорова, вложил в его уста полушутку о том, что машина с ковшом не только что родственное ему существо, а возможно даже и… жена. Разговоры о выведении “гомо советикуса” шли полным ходом. “Генетик А. Серебровский в 1929  году выступил с предложением внедрить „социалистическую евгенику” или антропотехнику, суть которой состояла в том, чтобы искусственно осеменять женщин спермой талантливых мужчин. Предпринимались попытки изобрести технику сотворения нового человека — конструирования модернизированной модели биологической машины”.

 

Дмитрий Быков. Сергею Юрскому. — “Континент”, 2010, №  1 (143) <

http://magazines.russ.ru/continent>.

Поздравительная ода к юбилею мастера. По-моему, отличная.

Полторы страницы стихотворного текста выложены “прозой”. На грани сами знаете чего. Всего.

 

Дмитрий Веденяпин. Описанья бессмысленны. Стихи. — “Знамя”, 2010, №  6 <http://magazines.russ.ru/znamia> .

 

Автобус уехал, мы остались у входа в лес.

Было тихо, пахло цветами.

По шоссе процокал всадник — неужто без ?

Так и есть! — улыбаясь плечами,

И пропал… И опять закружилось: чьик-чьик, фьють-фьють,

Зазвенело, ожило.

Мимо поля и луга идти было сорок минут,

Через лес — двадцать, тридцать от силы.

Мы пошли по шоссе мимо луга с далекой козой.

Описанья бессмысленны — это понятно,

Как, допустим, Шаламов в Монтрё, а Набоков в СИЗО.

Завтра едем обратно.

 

Владимир Губайловский. О профессиональной поэзии. — “Арион”, 2010, №  1.

“Можно ли сказать, что всем трем критериям (они скрупулезно перечислены в финале статьи, в последней главке “Неутешительный итог”. — П. К. ) соответствует работа шестисот современных русских поэтов? Сегодня нельзя. Но шанс есть у всех.

Виктор Шкловский говорил, что в удачах гениев человечество оплачивает неудачи многих. Это правда. Питательный гумус поэзии вовсе не бесчисленные графоманы (они почти никакой роли в реальной поэзии не играют, поскольку своих стихов писать не умеют, а чужих не понимают, да и не читают почти). Этот гумус — настоящие профессионалы, люди с уникальным голосом и „хищным глазомером”, положившие жизнь на то, чтобы доказать себе и другим, что нет ничего выше и важнее служения слову, но не сумевшие по каким-то горьким причинам утвердить свое право на будущее.

Потому-то так дороги стихи, удостоившиеся подлинного успеха, золотой полновесной славы: за них заплачена очень дорогая цена, и заплачена не только их автором”.

Игорь Зимин. Генерал П. А. Черевин. — “Вопросы истории”, 2010, №  6.

Увлекательное биографическое исследование о человеке, пользовавшемся безусловным доверием трех российских императоров (Александра II, Александра III и Николая  II). Этот самый Петр Александрович Черевин (1837 — 1896) мог бы стать героем художественного романа — фигура была более чем колоритная: он был и генерал-губернатором мятежной Вильны (в 25 лет!), служил под Муравьевым-“вешателем”, храбро воевал в Русско-турецкой войне… Презирая III Отделение, Черевин стал шефом жандармов после возникновения “Народной воли” и создал царскую службу безопасности (после событий 1881 г.). Террористы, разумеется, покушались и на него. Несмотря на развивающийся алкоголизм (который собственное руководство П. Ч. скрепя сердце терпело), был он, по признанию объективных мемуаристов, отличным, умным администратором, “человеком чести и долга”. Скупой на эмоции Николай II характеризовал его как “верного и честного друга” и после смерти Черевина пешком проводил гроб своего начальника охраны (умершего от воспаления легких) до Николаевского вокзала.

 

Екатерина Иванова. Кризис языка и язык кризиса в новейшей русской поэзии.  — “Литературная учеба”, 2010, №  3 (май — июнь) <http://www.lych.ru> .

“Язык разделяет судьбу падшего человека, вслед за ним он наследует способность быть носителем зла, природа которого, если можно так сказать, не материальна. Речь идет не об очевидной порче языка (в частности, ненормативная лексика и т. д.), а о неуловимом состоянии смертности, которое так же незаметно, так же скрыто за роскошью мимолетных языковых явлений, как скрыта смертность в природе. Язык в поэтическом мире Кековой во многом, если не во всем, подобен природе. Это отождествление происходит и через качество тварности, и через качество органичности. В этом ее принципиальное расхождение с Бродским, который наделяет язык сакральной и в то же время бесчеловечной природой”.

Оговорюсь, что статья Е. Ивановой — совсем не о поэзии Кековой. Здесь идет разговор о многих поэтах (внутри разговора о метафизике языка).

 

Георгий Листвин. Хроника Сибирского Ледяного похода. — “День и ночь”, Красноярск, 2010, №  1 <

http://www.krasdin.ru>.

Подробный (с привлечением воспоминаний непосредственных свидетелей и участников событий) очерк об отступлении сибирских белых армий в декабре 1919 г. — январе 1920  г. по территории Красноярского и Каннского уездов “и его центральном событии  — проходе войсковой колонны генерала Каппеля по Кану”. Душераздирающее чтение.

Полковник фон Лампе: “…получалось совершенно нелепое, но одинаково типичное для всех белых фронтов положение: когда уходили красные — население с удовлетворением подсчитывало, что у него осталось… Когда уходили белые — население со злобой высчитывало, что у него взяли… Красные грозили, и грозили весьма недвусмысленно, взять все и брали часть — население было обмануто и… удовлетворено. Белые обещали законность, брали немногое — и население было озлоблено”. Добавим, что впереди отступающих армий сноровисто бежали большевистские агитаторы, “готовили почву”… А Владимиру Каппелю тем временем понемногу ампутировали (кусочками) отмороженные стопы. Ходить и стоять он не мог, но в седло еще требовал его усаживать, ехал сидя. Иногда приостанавливал лошадь и как-то “привставал” в седле, подбадривая солдат. Потом белые отступали уже с его гробом.

Во вступлении к своему исследованию Г.  Листвин точно и просто пишет: “Проиграли все: победители через семьдесят лет оказались в стане побежденных, а бывшие побежденные не испытывают радости от торжества суда Истории. И ни одна из сторон не принесла