голоском, до того недетскими были их слова!

— Галя, ну не плачь! Тебе уже не два годика, а целых четыре! Ты же знаешь, что слезы помогают только с мамой да с бабушкой!

— А мне вот и самой плаканье помогает — не так страшно, когда плакаешь!

Так переговаривались две девчушки четырех с половиной лет”.

Роберт Ланда. Фархат Аббас. (“Исторические портреты”). — “Вопросы истории”, 2004, № 9.

Актуальный по нынешним временам сюжет-напоминание.

“Фархат Аббас продолжает и сейчас удивлять и своих соотечественников, и иностранных исследователей, и французов, которые с весьма значительным опозданием сожалеют, что таких людей, как он, в Алжире больше нет или почти нет. Но почему-то мало кто из них задается вопросом, в чем же причина исчезновения таких людей, „мусульман-французов”, чтивших французскую культуру и вообще все французское до самозабвения и самоотречения”.

Этот либерал-реформатор умер зимой 1985-го.

Интересно, кто-нибудь хлопотал о новом названии какой-нибудь парижской улицы?

Лев Лосев. Отсутствие писателя. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 8.

Яркое эссе о Владимире Марамзине с плотным приложением, названным “Из заметки для энциклопедии”. Начинается почти с бытового, а заканчивается, натурально, экзистенциальным, судьбинным, как говорят иногда. Берем из начала.

“Тогда (сорок лет назад. — П. К. ) Марамзин еще полностью находился под влиянием Голявкина. Не он один, конечно. Едва ли не целое поколение молодых ленинградских писателей говорило голосом Голявкина и писало, под Голявкина, коротенькие абсурдистские рассказы, притворявшиеся детской литературой. Освободиться от чар этого сильного дарования было нелегко. Помню, каким поразительным образом это сделал Андрей Битов. Я по каким-то нетрезвым обстоятельствам оказался у Горбовского в воспетой им коммуналке на Васильевском острове. Пошел в уборную. Там на гвозде висела толстая, страниц сто, пачка рассказиков Битова, написанных под Голявкина. Битов сказал, что сам повесил. Борьба за стиль!”

Шкловского бы сюда.

Пяйви Ненонен. Лошадиные романы. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 8.

Бесхитростная, на первый взгляд почти дневниковая проза тридцатитрехлетней писательницы, родившейся в Финляндии, а ныне живущей в Питере. “Говорят, есть и другие подобные мне оригиналы (чтобы не сказать маргиналы), переехавшие из Финляндии в Россию. Даже в Петербурге есть, только я не знакома с ними. Но среди них — наверняка единственная инвалид по зрению, без нормального заработка, зато с хронической административно-бумажной невезучестью. Похоже, все мы являемся некоторым естественным, хотя и слабым противотечением того потока русских, который устремляется из России в Финляндию”. Интересно.

Алексей Павлюков. Убийство Слуцкого. — “Вопросы истории”, 2004, № 9.

Не того, не пугайтесь. Начальника отдела Главного управления государственной безопасности при Ежове в 1938 году. Замочить его пришлось прямо в конторе, по сугубо технической причине: после ареста крупной, доежовской еще птицы — Агранова невыгодные показания последнего стали расползаться по аппарату НКВД. Ежов, договорившись, свалил в Киев, и в кабинете некоего Фриновского некий же Заковский припечатал маску со снотворным куда надо. Потом, на диване, вкололи тоже чего надо, из опытной секретной лаборатории взяли. Врач терпеливо подождал в коридоре, затем сделал заключение и уехал. И все пошло своим чередом. Газетный некролог Абраму Слуцкому был пышным и грозным. И продолжили чистку.

Правда, “подчищая ряды”, как всегда, перестарались: перебили почем зря резидентуру в Европе, что отразилось на эффективности работы советской разведки накануне войны.

Станислав Панин. Борьба с проституцией в России в 1920-х годах. — “Вопросы истории”, 2004, № 9.

Это мы учили еще по Ленину, но вот цитатку из рассказа рабочего, участвовавшего в операциях ЧК в Петрограде (он шагал в составе конвоя к месту расстрела группы офицеров), привести стоит. Рабочему вспомнилась жена одного из “контриков”. Она, видите ли, “следовала за отрядом и предлагала каждому пойти с ней, чтобы мужа отпустили. Я отошел с ней в сторону, совершил акт пролетарской справедливости, но мужа все равно расстрелял”.

Но “акт” совершил, заметьте. И вернулся в строй.

Андрей Ряжев. Просвещенное духовенство при Екатерине II. — “Вопросы истории”, 2004, № 9.

Об окружении трона.

Прослойка “просвещенного” духовенства была, по мнению автора, невелика. Приведем список тех, кто “встал по делам своих конфессий ближе всего к монархине, принимая участие в крупнейших акциях вероисповедной политики „просвещенного абсолютизма”: члены Святейшего синода греко-российской Церкви архиепископ Георгий (Конисский) и митрополит Гавриил (П. Петров), католический архиепископ-митрополит Станислав Сестренцевич-Богуш, армяно-григорианский архиепископ Иосиф Аргутинский (Овсеп Аргутян), муфтий Оренбургского магометанского духовного собрания Мухамеджан Хусейнов и глава бурятской буддийской иерархии бандидо-хамбо-лама Дамба-Даржа Заяев”.

И все.

В остатке же, сиречь финале текста, читаем: “Вольтеровский идеал веротерпимости стал идейным знаменем просвещенной Европы, Россия же при Екатерине Великой его не только воплотила, но и превзошла”.

Елена Шварц. Стихи этого года. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 8.

Среди других здесь замечательные восьмичастные “Стихи о горе-злосчастье и бесконечном счастье быть меченной Божьей рукой”. Сюжет развивается, как это нередко бывает у Шварц, в двух плоскостях: явной и тайной. Мистический протокол события; впрочем, многое сказано и в заглавии. Читая, видишь/слышишь/понимаешь: это не просто квартира сгорела. Это сгорела квартира поэта.

Ночью случился пожар.

В комнате весело огонь трещал.

Очнулась — в три роста огонь.

Будто мышь на лопате

Бросили в печь.

Беги, спасайся.

Юркнула душа за дверь,

Да и тело к себе подтащила.

Людмила Штерн. Довлатов, добрый мой приятель. Главы из книги. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 8.

Подобное, живое, “эскалаторное-метрошное”, чтение уже было. Мило. Трогательное описание персонифицированного, пропитанного алкоголизмом, комплексами и эгоцентрикой — свинства. Веселее, чем у Бубновой, конечно. Только почему же мне так грустно, как говорит Ульянов—Чарнота в фильме “Бег”, а?

Удивляешься, конечно, и богатству человеческой памяти, размещенному под рубрикой “Мемуары XX века”. Ох, боюсь, кончится это