бежала, набежала в поле на печь.
— Печь, печурка! Не видала ли ты моего братца Ивашечку? А печка ей говорит: — Девочка-привередница, поешь моего ржаного хлеба, поешь, так скажу! — Вот, стану я ржаной хлеб есть! Я у матушки да у батюшки и на пшеничный не гляжу! — Эй, Малашечка, ешь хлеб, а пироги впереди! — сказала ей печь.
Малашечка рассердилась и побежала далее. Бежала, бежала, устала, — села под дикую яблоню и спрашивает кудрявую: — Не видала ли, куда братец Ивашечка делся? А яблоня в ответ: — Девочка-привередница, поешь моего дикого, кислого яблочка — может статься, тогда и скажу! — Вот, стану я кислицу есть! У моих батюшки да матушки садовых много — и то ем по выбору! Покачала на нее яблоня кудрявой вершиной да и говорит:
— Давали голодной Маланье оладьи, а она говорит: "Испечены неладно!" Малаша побежала далее. Вот бежала она, бежала, набежала на молочную реку, на кисельные берега и стала речку спрашивать: — Речка-река! Не видала ли ты братца моего Ивашечку? А речка ей в ответ: — А ну-ка, девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселька с молочком, тогда, быть может, дам весточку о брате. — Стану я есть твой кисель с молоком! У моих у батюшки и у матушки и сливочки не в диво! — Эх, — погрозилась на нее река, — не брезгай пить из ковша! Побежала привередница дальше. И долго бежала она, ища Ивашечку; наткнулась на ежа, хотела его оттолкнуть, да побоялась наколоться, вот и вздумала с ним заговорить: — Ежик, ежик, не видал ли ты моего братца? А ежик ей в ответ: — Видел я, девочка, стаю серых гусей, пронесли они в лес на себе малого ребенка в красной рубашечке. — Ах, это-то и есть мой братец Ивашечка! — завопила девочка-привередница. — Ежик, голубчик, скажи мне, куда они его пронесли? Вот и стал еж ей сказывать: что-де в этом дремучем лесу живет Яга-Баба, в избушке на курьих ножках; в послугу наняла она себе серых гусей, и что она им прикажет, то гуси и делают. И ну Малашечка ежа просить, ежа ласкать: — Ежик ты мой рябенький, ежик игольчатый! Доведи меня до избушки на курьих ножках! — Ладно, — сказал он и повел Малашечку в самую чашу, а в чаще той все съедобные травы растут: кислица да борщовник, по деревьям седая ежевика вьется, переплетается, за кусты цепляется, крупные ягодки на солнышке дозревают. "Вот бы поесть!" — думает Малашечка, да уж до еды ли ей! Махнула на сизые плетенницы и побежала за ежом. Он привел ее к старой избушке на курьих ножках. Малашечка заглянула в отворенную дверь и видит — в углу на лавке Баба Яга спит, а на прилавке Ивашечка сидит, цветочками играет. Схватила она брата на руки да вон из избы! А гуси-наемники чутки. Сторожевой гусь вытянул шею, гагакнул, взмахнул крыльями, взлетел выше дремучего леса, глянул вокруг и видит, что Малашечка с братом бежит. Закричал, загоготал серый гусь, поднял все стадо гусиное, а сам полетел к Бабе Яге докладывать. А Баба Яга — костяная нога так спит, что с нее пар валит, от храпа оконницы дрожат. Уж гусь ей в то ухо и в другое кричит — не слышит! Рассердился щипун, щипнул Ягу в самый нос. Вскочила Баба Яга, схватилась за нос, а серый гусь стал ей докладывать:
— Баба Яга — костяная нога! У нас дома неладно, что-то сделалось — Ивашечку Малашечка домой несет! Тут Баба Яга как расходилась: — Ах вы трутни, дармоеды, из чего я вас пою, кормлю! Вынь да положь, подайте мне брата с сестрой! Полетели гуси вдогонку. Летят да друг с дружкою перекликаются. Заслышала Малашечка гусиный крик, подбежала к молочной реке, кисельным берегам, низенько ей поклонилась и говорит: — Матушка река! Скрой, схорони ты меня от диких гусей! А река ей в ответ: — Девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселя с молоком. Устала голодная Малашечка, в охотку поела мужицкого киселя, припала к реке и всласть напилась молока. Вот река и говорит ей: — Так-то вас, привередниц, голодом учить надо! Ну, теперь садись под бережок, я закрою тебя. Малашечка села, река прикрыла ее зеленым тростником; гуси налетели, покрутились над рекой, поискали брата с сестрой да с тем и полетели домой. Рассердилась Яга пуще прежнего и прогнала их опять за детьми. Вот гуси летят вдогонку, летят да меж собой перекликаются, а Малашечка, заслыша их, прытче прежнего побежала. Вот подбежала к дикой яблоне и просит ее: — Матушка зеленая яблонька! Схорони, укрой меня от беды неминучей, от злых гусей! А яблоня ей в ответ: — А поешь моего самородного кислого яблочка, так, может статься, и спрячу тебя! Нечего делать, принялась девочка-привередница дикое яблоко есть, и показался дичок голодной Малаше слаще наливного садового яблочка. А кудрявая яблонька стоит да посмеивается: — Вот так-то вас, причудниц, учить надо! Давеча не хотела и в рот взять, а теперь ешь над горсточкой! Взяла яблонька, обняла ветвями брата с сестрой и посадила их в середочку, в самую густую листву. Прилетели гуси, осмотрели яблоню — нет никого! Полетели еще туда, сюда да с тем к Бабе Яге и вернулись. Как завидела она их порожнем, закричала, затопала, завопила на весь лес: — Вот я вас, трутней! Вот я вас, дармоедов! Все перышки ощиплю, на ветер пущу, самих живьем проглочу! Испугались гуси, полетели назад за Ивашечкой и Малашечкой. Летят да жалобно друг с дружкой, передний с задним, перекликаются: — Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту! Стемнело в поле, ничего не видать, негде и спрятаться, а дикие гуси все ближе и ближе; а у девочки-привередницы ножки, ручки устали — еле плетется. Вот видит она — в поле та печь стоит, что ее ржаным хлебом потчевала. Она к печи: — Матушка печь, укрой меня с братом от Бабы Яги! — То-то, девочка, слушаться бы тебе отца-матери, в лес не ходить, брата не брать, сидеть дома да есть, что отец с матерью едят! А то "вареного не ем, печеного не хочу, а жареного и на дух не надо!" Вот Малашечка стала печку
— Печь, печурка! Не видала ли ты моего братца Ивашечку? А печка ей говорит: — Девочка-привередница, поешь моего ржаного хлеба, поешь, так скажу! — Вот, стану я ржаной хлеб есть! Я у матушки да у батюшки и на пшеничный не гляжу! — Эй, Малашечка, ешь хлеб, а пироги впереди! — сказала ей печь.
Малашечка рассердилась и побежала далее. Бежала, бежала, устала, — села под дикую яблоню и спрашивает кудрявую: — Не видала ли, куда братец Ивашечка делся? А яблоня в ответ: — Девочка-привередница, поешь моего дикого, кислого яблочка — может статься, тогда и скажу! — Вот, стану я кислицу есть! У моих батюшки да матушки садовых много — и то ем по выбору! Покачала на нее яблоня кудрявой вершиной да и говорит:
— Давали голодной Маланье оладьи, а она говорит: "Испечены неладно!" Малаша побежала далее. Вот бежала она, бежала, набежала на молочную реку, на кисельные берега и стала речку спрашивать: — Речка-река! Не видала ли ты братца моего Ивашечку? А речка ей в ответ: — А ну-ка, девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселька с молочком, тогда, быть может, дам весточку о брате. — Стану я есть твой кисель с молоком! У моих у батюшки и у матушки и сливочки не в диво! — Эх, — погрозилась на нее река, — не брезгай пить из ковша! Побежала привередница дальше. И долго бежала она, ища Ивашечку; наткнулась на ежа, хотела его оттолкнуть, да побоялась наколоться, вот и вздумала с ним заговорить: — Ежик, ежик, не видал ли ты моего братца? А ежик ей в ответ: — Видел я, девочка, стаю серых гусей, пронесли они в лес на себе малого ребенка в красной рубашечке. — Ах, это-то и есть мой братец Ивашечка! — завопила девочка-привередница. — Ежик, голубчик, скажи мне, куда они его пронесли? Вот и стал еж ей сказывать: что-де в этом дремучем лесу живет Яга-Баба, в избушке на курьих ножках; в послугу наняла она себе серых гусей, и что она им прикажет, то гуси и делают. И ну Малашечка ежа просить, ежа ласкать: — Ежик ты мой рябенький, ежик игольчатый! Доведи меня до избушки на курьих ножках! — Ладно, — сказал он и повел Малашечку в самую чашу, а в чаще той все съедобные травы растут: кислица да борщовник, по деревьям седая ежевика вьется, переплетается, за кусты цепляется, крупные ягодки на солнышке дозревают. "Вот бы поесть!" — думает Малашечка, да уж до еды ли ей! Махнула на сизые плетенницы и побежала за ежом. Он привел ее к старой избушке на курьих ножках. Малашечка заглянула в отворенную дверь и видит — в углу на лавке Баба Яга спит, а на прилавке Ивашечка сидит, цветочками играет. Схватила она брата на руки да вон из избы! А гуси-наемники чутки. Сторожевой гусь вытянул шею, гагакнул, взмахнул крыльями, взлетел выше дремучего леса, глянул вокруг и видит, что Малашечка с братом бежит. Закричал, загоготал серый гусь, поднял все стадо гусиное, а сам полетел к Бабе Яге докладывать. А Баба Яга — костяная нога так спит, что с нее пар валит, от храпа оконницы дрожат. Уж гусь ей в то ухо и в другое кричит — не слышит! Рассердился щипун, щипнул Ягу в самый нос. Вскочила Баба Яга, схватилась за нос, а серый гусь стал ей докладывать:
— Баба Яга — костяная нога! У нас дома неладно, что-то сделалось — Ивашечку Малашечка домой несет! Тут Баба Яга как расходилась: — Ах вы трутни, дармоеды, из чего я вас пою, кормлю! Вынь да положь, подайте мне брата с сестрой! Полетели гуси вдогонку. Летят да друг с дружкою перекликаются. Заслышала Малашечка гусиный крик, подбежала к молочной реке, кисельным берегам, низенько ей поклонилась и говорит: — Матушка река! Скрой, схорони ты меня от диких гусей! А река ей в ответ: — Девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселя с молоком. Устала голодная Малашечка, в охотку поела мужицкого киселя, припала к реке и всласть напилась молока. Вот река и говорит ей: — Так-то вас, привередниц, голодом учить надо! Ну, теперь садись под бережок, я закрою тебя. Малашечка села, река прикрыла ее зеленым тростником; гуси налетели, покрутились над рекой, поискали брата с сестрой да с тем и полетели домой. Рассердилась Яга пуще прежнего и прогнала их опять за детьми. Вот гуси летят вдогонку, летят да меж собой перекликаются, а Малашечка, заслыша их, прытче прежнего побежала. Вот подбежала к дикой яблоне и просит ее: — Матушка зеленая яблонька! Схорони, укрой меня от беды неминучей, от злых гусей! А яблоня ей в ответ: — А поешь моего самородного кислого яблочка, так, может статься, и спрячу тебя! Нечего делать, принялась девочка-привередница дикое яблоко есть, и показался дичок голодной Малаше слаще наливного садового яблочка. А кудрявая яблонька стоит да посмеивается: — Вот так-то вас, причудниц, учить надо! Давеча не хотела и в рот взять, а теперь ешь над горсточкой! Взяла яблонька, обняла ветвями брата с сестрой и посадила их в середочку, в самую густую листву. Прилетели гуси, осмотрели яблоню — нет никого! Полетели еще туда, сюда да с тем к Бабе Яге и вернулись. Как завидела она их порожнем, закричала, затопала, завопила на весь лес: — Вот я вас, трутней! Вот я вас, дармоедов! Все перышки ощиплю, на ветер пущу, самих живьем проглочу! Испугались гуси, полетели назад за Ивашечкой и Малашечкой. Летят да жалобно друг с дружкой, передний с задним, перекликаются: — Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту! Стемнело в поле, ничего не видать, негде и спрятаться, а дикие гуси все ближе и ближе; а у девочки-привередницы ножки, ручки устали — еле плетется. Вот видит она — в поле та печь стоит, что ее ржаным хлебом потчевала. Она к печи: — Матушка печь, укрой меня с братом от Бабы Яги! — То-то, девочка, слушаться бы тебе отца-матери, в лес не ходить, брата не брать, сидеть дома да есть, что отец с матерью едят! А то "вареного не ем, печеного не хочу, а жареного и на дух не надо!" Вот Малашечка стала печку