Кудрявцев?
— Что же выступать? — весело развёл тот руками. — Сказано всё.
И именно этот момент Вихров спешно запечатлел в зарисовке, озаглавив её «Оживление в президиуме».
Но Саша не видел ничего. Горячий туман наплыл на глаза.
Костя встал и загородил Сашу спиной от ребят.
* * *
Они возвращались домой.
И опять декабрьский снег звенел под ногами. Вспыхивали, гасли и снова мерцали на снегу зелёные, синие искры, словно упавшие с неба звёзды. Из заводской трубы всё бежала, бежала куда-то гряда кудрявого белого дыма.
Вдруг впереди Саша увидел Бориса. Неизвестно, почему он прогуливался здесь один. Он остановился, заметив Сашу, а тот, не размышляя, не заботясь о том, как его примет Ключарёв, кинулся к нему:
— Борис! Ты правильно сделал, что выступил против меня! Ты говорил прямо, что думал! Давай всегда так… без страха!
Острые, светлые глаза Ключарёва успокоились, потеплели.
— Давай! Согласен! Вот это здорово! Я-то боялся: вдруг ты не поймёшь! Саша! Я рад, что ты комсомолец!
— А я теперь знаю, что совершенно не могу жить один! — сказал Саша твёрдо.
Он оглянулся и увидел лица товарищей и радость в их застенчивых дружеских взглядах.
Как всё ново, как необыкновенно кругом: тихий сквер, залитый ярким светом луны, мерцанье снежинок! Иней. Пушистые тополи. Небывало прекрасный синий вечер опустился на землю. Новая жизнь впереди!