отблеск телеэкрана. Что ни мгновение, то возбуждающая картинка.

Герберт. Вон там телевизионная комната, на случай дождя. (Показывает на порнографический плакат.) В этом забытом Богом углу, где Иисус, скучая, проводит свою молодость.

Курт. Каждому по спортивному снаряду, в соответствии с комплекцией. Что прежде было богами, теперь обернулось телезвездами, чьи выступления без всякого толку крутят по всем каналам. Нами никто не интересуется.

Герберт. Да уж. Отбросы общества пялятся в ящик, увеличивающий их собственное отражение.

Изольда. Курт, ты что-то давненько не был со мной, не давал мне оснований для удовлетворения. Ты об этом подумал?

Курт. Ты соображаешь, что говоришь? Наверное, ты тоже заметил, Герберт, женщины все время хотят, чтобы их вытаскивали из грязного омута большой и верной любви. И чтобы делали это непременно мы! Они-то уж точно вычислили, сколько и чего мы им должны.

Герберт. Ты прав. Но нам-то какое дело.

Слышен гул, словно где-то рядом появился пчелиный рой. Все некоторое время прислушиваются. Пчелы гудят все злее.

Нечего вслушиваться в гул недовольных. Это животные, не люди!

Курт. Там что-то случилось. Люди вроде нас не дают повода для недовольства.

Герберт. Не надо отпускать повода. Их надо держать в узде, не то не оберешься беды.

Клавдия. Могу ли я рассчитывать, Герберт, что сегодня вечером найду у тебя понимание?

Герберт. Смех, да и только! Ей-богу! Клавдия, ты, видно, хочешь растранжирить весь запасец из своего колодца, до самого дна! А у меня любая мелочь идет в дело.

Курт. У меня тоже!

Герберт. С чего бы это я так тверд, Клавдия?

Клавдия. Что-то я не заметила у тебя твердости.

Слышен гул пчелиного роя.

Изольда (показывает на порнографический плакат). Ты только посмотри, разве это спортсменка? Хочет, чтобы ее продавали большими тиражами, эта, как ее? Ну да наплевать! Во всяком случае, все ее достижения — всего лишь жирное пятно на глянцевой бумаге.

Клавдия. У нее и между ног-то ничего нет, только едва заметная полость из пластика. Должно быть, ей неведомы никакие табу, кроме медицинских запретов — для охраны ее владений. Ах, если бы и с нами было все так просто! Принимать пилюли, отшивать разных субъектов, куда как славно!

Герберт. Ты ведь не хочешь быть такой, Клавдия?

Изольда. Ты что? Именно такой ей и хочется быть!

Герберт. Прямо из-под печатного станка, совсем как новенькой…

Клавдия (показывая на плакат; пчелиный гул). На плакате написано, что главная достопримечательность этих мест, наряду с крестовидной вершиной, — многокилометровое искусственное озеро, ежедневно дающее электрический ток.

Герберт. Веселенькое дельце! Без достопримечательностей все-таки не обошлось. И все за счет природы. Даже когда мы нежно прикасаемся к своему партнеру.

Курт. Это он все время протягивает руку из чащи волос и трогает нас! Ему просто надо заплатить.

Клавдия. Жадными пальцами-щупальцами партнер трогает и трогает нас, пока мы не разогреемся и наш мотор не заработает на полную мощность. Поэтому я так же нужна Герберту, как и он мне.

Герберт. Когда, наконец, мы сможем что-нибудь заказать?

Пчелиный гул.

Курт. В этом гуле слышится возбуждение. У меня такое чувство, будто я заглянул в самую глубину чьей-то души. Так уже было однажды, когда я увидел одну русалочку в бассейне. На ней были такие вызывающе дерзкие трусики!

Герберт. Да, наше гормональное хозяйство — надежный оплот. Слишком многое на нем строится.

Клавдия. Будь ты моим шефом, Герберт, у меня было бы весьма удобное место работы.

Изольда. Ты тоже всегда торчишь дома, Курт, боишься рисковать. Почему ты никогда никуда не уезжаешь? Или, по крайней мере, не гладишь время от времени мои нервные окончания?

Курт. Для этого у тебя есть крем. Он так тебя нежит, что мне за ним ни за что не угнаться.

Клавдия. Но во мне есть нечто такое, что хочет вырваться из-под макияжа.

Герберт. Зато ты усовершенствовала удар слева. Только когда видишь, как ты играешь в теннис, начинаешь понимать, сколько в тебе нерастраченной силы.

Клавдия. И как она хотела бы из меня вырваться. Да, Герберт, спорт — дело куда более сложное, чем ты, в нем сперва нужно выучить правила.

Курт. Вот, бери с нее пример, Изольда, а то возишься со своей классической музыкой! Под лаком для волос ты закрыта, как мотор под капотом. Отвыкай от упрямства.

Герберт. Говорят, источник в Фадинге оказывает омолаживающее действие. Помогает даже в трудных случаях. (Гудение пчел.)

Изольда. Иногда мне снится, что на меня обрушивается целая тонна спрея.

Клавдия. Что до меня, то столько нежности, сколько мне нужно, нет ни в одном препарате. Почему ты не бываешь нежен со мной, Герберт?

Герберт. Разве у меня есть такая возможность?

Курт. Вы всегда ждете, чтобы вас довели до экстаза другие.

Герберт. Вас сколько угодно можно сжимать и разжимать, воздух входит и выходит, но не раздается ни звука. Слышно только сопение.

Курт. Замечательные места здесь! Есть на что посмотреть.

Герберт. Чудесные сумрачные леса. Можно неделями кричать, чтобы кто-нибудь принес нам попить.

Изольда. А хорошо бы, Курт, иметь орган, который по размерам подходил бы нам обоим.

Курт. Ну да, орган из старой приходской церкви. В проспекте сказано, что зимой это озеро замерзает.

Изольда. Послушай, я серьезно!

Герберт. Здесь даже в сауну просто так не войдешь. Так и зырят оценивающими взглядами. Клавдия, и с чего это тебе взбрело в голову остановиться именно здесь?

Изольда. Курт, когда я ищу тебя в нашей обшитой панелями комнате, тебя там никогда не бывает. Я протягиваю руку — пустота. И меня там нет. Что дремлет во мне и восстает слишком поздно? Мое тело, которое я тащу за собой, чтобы посадить на цепь, как собаку.

Клавдия. Да, со мной такое тоже бывает. Тело поднимает голову, а потом начинает смотреть совсем в другую сторону.

Герберт. А не убраться ли нам отсюда? Куда-нибудь туда, где есть движение и жизнь.

Клавдия. Спорт! Только теннис! Там собираются вместе благонамеренные и благоразумные, я хотела сказать смелые и загорелые.

Курт. Ты этим летом участвуешь в ралли, Герберт? Наконец-то мы снова можем проведывать полузабытые народы.

Герберт. Да, железного занавеса больше нет. Разве это не повод доставить себе удовольствие? Только нужно смотреть в оба, чтобы в России тебя не заправили этилированным бензином.

Изольда. Я не хочу ждать и видеть, как без толку проходят мои зрелые