чтобы из-за неё стоило поднимать шум.

— Чтобы у моей дочери не было музыкального слуха! — вознегодовала мама. — У меня — абсолютный. У отца был превосходный… В кого ты уродилась?

— У меня внутренний, — оправдывалась я.

— Тебе слон на ухо наступил! А ну марш из дома, бездарь! Ко мне сейчас люди придут.

Слегка прихрамывая, Серёжа топтался вокруг покрытой снегом шелковицы.

— Замёрз? — опоздав минут на двадцать, сочувственно спросила я.

Серёжа отрицательно покачал головой и даже расстегнул свою болоньевую куртку, из кармана которой торчал вязаный шарф. Воротник его рубашки тоже был расстёгнут. Треугольник обнажившейся груди сразу стал того же цвета, что и Серёжины уши. Шапку он лихо вертел на пальце.

— Пошли? — спросила я, ковырнув меховым сапожком скрипучий сугроб.

— По-по-шли, — лязгнул зубами Серёжа.

— Как бы наша шелковица не погибла, — пожалела я дерево, а не Серёжу, потому что он бы мне этого не простил. — Мама говорит, что климат меняется из-за атомных испытаний…

Мы уже довольно далеко отошли от нашей шелковицы.

— Ерунда. Учёные подсчитали, что все атомные взрывы на земном шаре…

Он замолчал, заметив, что я сразу отключилась. Единственный Серёжкин недостаток — это слишком обширные знания.

— А к маме опять сегодня люди придут, — вздохнула я.

Он ответил не сразу.

— Ты должна её понять. Твоя мама одинокая женщина.

— Она говорит, что ей никто не нужен, кроме меня.

— Все они так говорят. А потом: «Серёженька, хочешь, чтобы у тебя был маленький братик?»

— Но ты же Шурика очень любишь.

— Теперь, когда никуда не денешься. А тогда они с моим мнением не посчитались.

Перед тем как открыть дверь своей квартиры, Серёжа надел шапку, шарф и застегнул куртку.

— Чтобы старики не паниковали, — объяснил он и вынул из-за пазухи бутылку с молоком. — Всё Шурику. Я теперь в доме последний человек.

Поставив свой портфель на кафельные плитки, я начала распутывать шарф, который Серёжа завязал на шее морским узлом. Серёжа сначала отбрыкивался, а потом притих. Он бы мог простоять так всю жизнь, если бы нам не надо было делать уроки.

Когда Серёжа открыл дверь, мы услыхали захлёбывающийся плач Шурика и радостный вопль тёти Риты:

— Молочко пришло! Не плачь, Шурик, не плачь, маленький, сейчас тебе мама кашку сварит…

— Видала? — сказал мне Серёжа.

Тётя Рита ворвалась в переднюю, схватила бутылку с молоком и, даже не кивнув мне, исчезла.

— Вот оно, молочко, — снова донеслось до нас.

От этого известия Шурик стал захлёбываться ещё больше.

В переднюю вошёл дядя Паша.

— Не обращайте внимания на ненормальную! — сказал он, а потом, как всегда притворяясь грубияном, позвал жену:

— Ритка, давай сюда!

— Сейчас!

И уже с кастрюлькой тётя Рита появилась в передней.

— Ты посмотри, в чём этот нахал разгуливает в двадцатиградусный мороз! Помог бы даме раздеться, недотёпа! — прикрикнул на Серёжу отец и ловко стянул с меня шубку.

— Не все же такие умельцы, как ты! — съехидничала ревнивая тётя Рита. — Клава, откуда у тебя такая шубка?

— Мама сшила, — ответила я.

— Вот что настоящие женщины умеют! — воскликнул дядя Паша.

— Те, кто сидят дома, а я каждый день номерок вешаю… Клавочка, проследи за Серёжей, чтобы он пальто надевал, а то ещё схватит грипп и заразит Шурика, — попросила меня Серёжина мама.

— Хорошо, — пообещала я, и мы с Серёжей вошли из передней в комнату.

Шурик стоял в своей кровати, вцепившись ручками в сетку. Он гукал и пускал слюни. Увидев Серёжу, Шурик заулыбался во весь свой беззубый рот.

За спиной годовалого младенца на обоях чёрным фломастером были нарисованы голые красавицы с распущенными волосами. Ковбои с пистолетами в руках целились в тебя, с какой бы точки на них ни посмотреть. Бенгальские тигры показывали свои страшные клыки. Тянулись к звёздам небоскрёбы. Люстра в этой комнате, сооружённая из винных бутылок с обрезанными донышками, мне очень нравилась. Вообще Серёжина квартира, так отличавшаяся от нашей, казалась мне куда привлекательней. Я ему так и сказала:

— Твои всё-таки смыслят.

— Сейчас все технари бесятся, — ответил Серёжа снисходительно. — Физики шутят.

На туалете тёти Риты я увидела лупоглазую пластмассовую матрёшку с музыкой. Они тогда были в моде, а теперь их все повыбрасывали — дурной тон.

— Какая прелесть! — сказала я.

— Нравится? Возьми. Мама себе другую достанет. Для неё это не проблема.

— Прелесть, — повторила я, засовывая матрёшку в портфель.

Мы подошли к Серёжиному столу.

— Уроки я уже, как всегда, сделал, — сказал он, раскрывая тетради. — Давай переписывай своим почерком. Устные расскажу завтра по дороге в школу, чтобы за ночь не выветрилось. — И он стал перегукиваться с Шуриком.

— Тут у тебя какие-то скобки непонятные… — заметила я.

— А ты не вникай, — посоветовал Серёжа.

Не вникая, я переписывала примеры своим почерком, когда в комнату вошли дядя Паша и тётя Рита. У тёти Риты была в руках тарелка с манной кашей.

— Давай вечером вместе в кино сходим, — предложила Серёжина мама дяде Паше. — Может, это меня успокоит.

— Отвыкать, отвыкать надо от вредных привычек, — приближаясь к Шурикиной кровати, ответил Серёжин отец.

Шурик насторожился.

— На работе вместе, дома вместе, и в кино тоже вместе! Так можно дойти до того, что и рассказать друг другу нечего будет. Отсутствие в семье обмена информацией — кратчайший путь от свадьбы до развода.

Когда к Шурику приблизилась тётя Рита с тарелкой, он приготовился разреветься. Серёжка быстро подошёл к кроватке брата, и лицо Шурика засияло.

— Сейчас Шурик будет ам-ам, — воспользовавшись этим, сказала тётя Рита и попыталась всунуть ложку Шурику в рот.

Шурик тотчас же всё выплюнул.

— По науке, — сказал дядя Паша, — ты не должна говорить «ам-ам». Разговаривай с ним, как с равным.

— Но он же не жрёт ничего!

Тётя Рита опять попыталась всунуть ложку с манной кашей Шурику в рот. Шурик и на этот раз всё выплюнул.

— По науке, — сказал дядя Паша, — дети лучше всего едят в коллективе.

— А где я тебе сейчас коллектив возьму?

— А ну-ка дай тарелку!

Дядя Паша взял из рук жены тарелку с манной кашей и сказал:

— Серёжа, открой рот.

— Зачем?

— Ты будешь положительным примером, — объяснил наблюдательный и хитрый Серёжин папа.

— Но я не хочу манной каши!

— Открой рот, говорю!

Серёжа открыл рот и подавился манной кашей.

— Видал? — спросил гукающего Шурика дядя Паша. — Теперь ты открой рот, болван.

Как ни странно, Шурик открыл рот и не выплюнул манную кашу.