охватившей обе столицы с тех пор, как на такие каблуки встал наследник Николай Александрович. Только так вновь коронованный государь и мог, увы, сравняться ростом со своей супругой. Лицо господина, легкие залысины, идущие ото лба, его глаза, игравшие жизнью, излучали жизненную удачу и замечательную образованность.

Господин похрустел бумагой, развернул "Новости дня", откашлялся и прочитал:

- "Молодое благовоспитанное, интеллигентное лицо убедительно просит предоставить ему место: корректора, конторщика, в библиотеку - вообще, соответствующих занятий". И ваш адрес указан. Верно?

Пушкарский молча кивнул. Подавленная пивная отрыжка выступила слезами на глазах - слава богу, в нумере было довольно сумрачно.

- Ну что ж, давайте знакомиться: Дроздов. Нет, нет, однофамилец. Но эль и в самом деле превосходен, не правда ли?

Пушкарский почувствовал, что он краснеет - вчерашний хмель действительно был выбит этим напитком.

- Отставной юнкер Пушкарский - пробормотал он, садясь на кровать и поджимая ноги в рваных сапогах. Может, и хорошо, что он с вечера не разулся. - Право, отменный эль.

- Видите, к вам даже стыд вернулся, причём молниеносно. Не есть ли это в человеке первый признак человеческого? Впрочем, давайте обратимся к делу.

Пушкарский поёрзал на кровати и нечаянно лягнул каблуком стоявшее под ней судно. Крышка на судне начала позвякивать в такт волнам, заходившим по его содержимому. Пушкарского окатила новая волна жара.

- Э-э! Полно вам краснеть, вы же не барышня, в самом-то деле! - воскликнул Дроздов. - А чтобы не краснеть, не след было выдумывать свой образ. Интеллигентные лица, сударь мой, так не поступают, а продают только то, что они действительно в себе имеют. "Всё моё ношу с собой и продаю его", благовоспитанное вы лицо.

- Какое же место вы хотите мне предложить? - проговорил Пушкарский, сгоняя с подушки неторопливую прошлогоднюю муху.

Дроздов сходил в угол и вернулся, держа в одной руке стул, а в другой саквояж. Саквояж он поставил на пол, а стул придвинул к тумбочке и сел на него. Затем Дроздов сбросил зеркальце на постель, всё ещё пахнувшую венерическими примочками Дуньки, поставил саквояж себе на колени и открыл его.

- Какое место... Вот какое, батенька... - приговаривал Дроздов, доставая из саквояжа и выставляя на тумбочку стеклянные стаканы одинаковой конической формы, но разной величины. - Вот какое... Кстати, как вы себя чувствуете? Голова больше не кружится?

- Отнюдь нет-с - как можно интеллигентнее произнес Пушкарский. Эль оказался воистину чудесным - за считанные минуты Пушкарский успел протрезветь настолько, что его даже начала одолевать привычная для трезвого состояния скука. Слушать Дроздова и учтиво таращиться на него становилось все труднее.

- Ну что ж, буду краток! - покивал головой Дроздов, умный как дьявол, это сквозило в каждом его движении, слове, взгляде. Напоследок он поставил саквояж на пол, достал из него ещё одну бутылку дроздовского эля и ловким движение откупорил её.

- Глядите сюда! - указательным пальцем свободной руки Дроздов постучал по меньшему из четырёх стаканов, ёмкость которых возрастала от чарки до впятеро большего полуштофа.

Дроздов наклонил бутылку над стаканом-чаркой и начал лить в него эль. Жидкость тут же стала мутиться, не давая, однако, пены. Дроздов наполнил чарку до краёв и начал переливать из нее эль в следующий по размеру стакан, по высоте превосходивший первый на палец. Второй стакан тоже оказался наполненным до краёв.

- А вы говорите, чудес не бывает - сверкнул зубами Дроздов, хотя Пушкарский и не думал ему перечить.

Дроздов поднял второй стакан и начал переливать эль в следующий. Третий стакан был больше первого уже вдвое. Но и его наполнил до краёв эль, перелитый из второго стакана.

Окаменевший Пушкарский молчал и пучил глаза. Ему опять становилось страшно.

- Вы хоть за нос себя ущипните - сказал Дроздов, переливая эль в четвертый стакан. Тот тоже оказался наполненным до краёв.

Дроздов поднял бутылку и покачал ею между Пушкарским и окном. Эль всё ещё заполнял бутылку по крайней мере на три четверти, хотя последний стакан - полуштоф, равный бутылке по объёму, - был полон.

Дроздов поставил бутылку на тумбочку, посмотрел Пушкарскому в глаза и вздохнул:

- Я так и не понял, интересно ли вам было?

- Но как же... Как у вас это вышло? - пробормотал Пушкарский.

- Немного геометрии, физики и химии, немного практической сноровки и ещё одна маленькая тайна - ответил Дроздов. - А поскольку дело идет о месте, которые вы просили, я должен посвятить вас в некоторые мелочи.

- Позвольте-с? - протянул Пушкарский руку к полному стакану.

- Допивайте - ответил Дроздов, придвигая к Пушкарскому и стакан, и початую бутылку. - Итак, с чем мы имеем дело? Первое. Толщина стекла во всех стаканах, как вы заметили, одинаковая. Между тем объём, как известно, есть произведение высоты, то есть линейной величины, и площади - величины квадратной. Если мы увеличили у второго стакана высоту, скажем, в 1,2 раза - мы получили выигрыш в объёме в 1,2 раза. А уменьшили радиус стакана в 1,2 раза, что по сравнению с высотой будет незаметно, - площадь уменьшается в 1,2 в квадрате раза, то есть в 1,44. Что же мы имеем в итоге? До увеличения был один объём, после изменения соотношения высоты и площади получили объём другой. То есть объём второго равен произведению высоты 1,2 и прежней площади, но уже разделенной на 1,44. Иными словами, визуально стакан увеличили, а объём его сократили примерно на 0,83, то есть на одну шестую часть. Так мы и дошли с меньшой ёмкости до последней - Царь-стакана. Есть еще некоторые хитрости с веществом, но да Бог с ними. Вечно эта химия подводит в самом важном месте. Вам всё понятно?

Глядя на Дроздова сквозь дно волшебной посудины, Пушкарский усердно, как медведь на поводу цыгана, покачал головой.

- Итак, что же вам придётся делать, молодой человек, хлопочущий о месте?

Пушкарский улыбнулся и смущённо пожал плечами.

- А вот что...

Дроздов нагнулся и вынул из саквояжа светло-голубую кружку с золотым ободком. Успокоившееся было сердце Пушкарского снова тревожно бухнуло: "коронационную кружку" он уже видел, и не раз. Не осталось на Кузнецком мосту магазина, витрину которого не украсила бы эта посудина. И хотя в магазинах кружки не продавали, посетители слетались на неё как мухи на мёд.