маленького…

Ничего другого Женя от мужа не ожидала. Она с досадой отмахнулась от некстати проснувшейся сентиментальности Павла, не желающего понять, что появление новорожденного поставит под угрозу их будущее. И никакие аргументы не могут поколебать ее решения, принятого окончательно и бесповоротно. Пока ребенок не родился, его еще нет. Поэтому она вправе распорядиться, быть ему или не быть.

— Пойдем к морю, — неожиданно попросил Павел. — И не смотри на меня так. Не развалится тут все за пару часов.

Женя хотела было возмутиться откровенному нарушению незыблемого обычая крутиться без остановки по замкнутому кругу, но внезапно согласилась, махнув рукой на треснувший и расползающийся по кускам устоявшийся привычный порядок.

На берегу было почти пустынно. Вдалеке, на пляже, раскинулся пестрый табор отдыхающих. Ветер полоскал импровизированные тенты, натянутые между машинами, замершими караваном в ожидании своих хозяев, надувал брезентовые пологи ярких палаток и приносил обрывки музыки. Безмятежное летнее веселье плескалось за мелкой речкой, впадающей в залив, рассекающей побережье на две части — переполненную и безлюдную.

Они бросили обувь под приметным камнем, подкатали повыше джинсы и побрели вдоль кромки прибоя, подальше от беззаботных отдыхающих. Идти босиком, не проваливаясь во влажный, плотно спрессованный песок было приятно. Сонные волны нехотя льнули к ногам, но лениво откатывались назад, в море, с тихим шелестом унося отшлифованные плоские камни. Набравшись сил, волны вновь выплескивались на берег, вынося уже иные камни, словно предлагая свои богатства на выбор.

Чем дальше они шли, тем больше становилось на берегу обкатанных морской водой деревянных коряг, напоминающих лежбище доисторических морских чудовищ, причудливо изгибающихся отполированными ветвями.

Соленый ветер неназойливо дул прохладой им навстречу, солнце неярко светило сквозь облачное марево, море мерно покачивалось пепельно-серой массой — неброский, с приглушенными красками, такой непохожий на своих ослепительных южных сородичей пейзаж дарил покой и умиротворение.

— Когда мы с тобой здесь были в последний раз? — спросил Павел. — Странно. Работаем рядом, а выбраться просто побродить — вечно времени нет…

Он подобрал горсть обкатанных добела камней и стал бросать один за другим в море, силясь закинуть их как можно дальше.

— Что-то мы с тобой не так делаем, — после паузы продолжил он.

— Паш, ну что не так? Вот выберемся из долгов, отдадим кредиты…

— …и заживем, — иронично продолжил Павел. — Ты понимаешь, что сегодня мы тоже живем? Это и есть настоящая жизнь. А мы превратили ее в зал ожидания. Все откладываем на завтра. Завтра может не быть.

— Зал потерянных шагов…

— А? — не понял Павел.

— Это я так. Не обращай внимания. Так что ты говорил?

— Да спросить хотел. Когда мы с тобой в театре были?

— Паш, при чем здесь театр?

— При том. Давай ребеночка родим, а?

— Ты сам не понимаешь, что говоришь. Если я выйду из строя — тут все прахом пойдет. Кроме того, ребенок в наше время — это безумные расходы. И все планы рухнут. Квартиру уже не купим. Так и останемся вчетвером в наших хоромах. И за Мишку в институте платить надо. Тем более что опять с первого курса все начинать заново.

— На заочный переведется.

— Ты что? — Женя захлебнулась возмущением. — Его же в армию заберут!

— И заберут. Все служат — и ничего. Он у нас парень самостоятельный. И не драматизируй, пожалуйста. Уж не до такой степени мы увязли, чтобы не заплатить за учебу. Закончит институт и пойдет служить, как все нормальные люди.

— Все, Паша, не уговаривай меня. Пойдем назад, там, наверное, уже рыбу привезли.

Павел резко повернулся и, крепко взяв Женю за плечи мокрыми руками, закричал:

— Плевать мне на эту рыбу! Она у меня уже знаешь где сидит? Мы для рыбы живем или для себя?

Женя, испугавшись внезапного всплеска гнева обычно спокойного и невозмутимого мужа, отступила на пару шагов в море, а Павел, мгновенно устыдившись своей вспышки, обнял ее и стал обцеловывать лоб, щеки, нос, пока Женя не спрятала лицо у него на груди.

Они стояли, обнявшись, по колено в соленой морской воде, растворяющей Женину недавнюю решимость и уносящей далеко-далеко за горизонт ее сомнения. Словно пелена с глаз упала, и все стало ясным и понятным.

Неожиданно Жене стало страшно: как она могла хладнокровно, без колебаний решиться уничтожить собственного ребенка? Неужели ежедневный бег по кругу во имя мифической цели важнее живого теплого ребенка? Ее ребенка. Ее и Павла.

Женя потянула Павла за собой, и он, не удержавшись на ногах, сел с нею рядом в морскую воду. Она зачерпнула полные ладони и, плеснув на мужа, стала неудержимо смеяться, осознав, что нет никакой черной беды, которую она же сама и придумала. И все у них будет хорошо. Обязательно будет!

Мокрая одежда облепила их тела, но они не спешили вставать и сидели, опираясь на отведенные назад руки, запрокинув блаженно улыбающиеся лица, по которым стекали соленые капли.

Они сидели рядом на краю земли, на краю воды.

— Пашка! Какой ты у меня дурак! — беззаботно сказала Женя.

— Сама-то ты больно умная, — отозвался Павел.

Сонные волны мягко толкали Женю в живот, и было непонятно: толкается ли в ответ маленькая девочка или безмятежно спит…

г. Южно-Сахалинск