- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (14) »
Я был рад, что он меня поймал, как-никак всё-таки нашёл себе приятеля, а что он сначала напугал меня, так это неважно.
— Вот и хорошо, что поймал, — говорю.
Мы подошли с ним к воротам лагеря, и он меня слегка подтолкнул, чтобы я, значит, не стеснялся, он мне перед этим сказал, что начальник лагеря «на войне», и старшая пионервожатая тоже, так что бояться некого.
Я хотел пройти в ворота, но часовые своими палками, на концах которых были флажки, загородили дорогу.
Санька как закричит на них:
— Да вы что, своего не признали? Зачем вас сюда поставили — непонятно!
Они только руками развели и посторонились.
Вот это Санька! Ловко нашёлся, ничего не скажешь!
— Я же тебе говорил, — сказал Санька, — что тут никто ещё толком друг друга не знает. Так что ты можешь быть спокоен на этот счёт. Денька через два, конечно, дело сложнее будет. А сейчас… — он присвистнул, — шагай за мной!
— И обедать можно, никто не узнает? — спросил я.
— Тут сложней, — сказал он, — а ты есть, что ли, захотел?
— Да нет. Я просто так…
— Да брось ты стесняться, шагай за мной!
Я всё его уверял, что ел недавно, а он меня и слушать не хотел.
Я возле кухни остался, а он прямо в кухню пошёл. Выходит вместе с поваром, а в руке у него капустная кочерыжка.
— Погрызи, — говорит, — чтоб голодным не ходить.
— Да вовсе я не голодный, — говорю.
— Да ты грызи, чего ты ломаешься, — и суёт мне эту кочерыжку. Да я её и вправду не хотел.
— Грызи, грызи, — говорит повар, — а мало будет, за новой кочерыжкой приходи.
Санька радостно говорит:
— У них там кочерыжек видимо-невидимо!
И к повару обращается:
— Новенький, понимаете, только что прибыл, запоздал маленько, а есть хочется ребёнку, — и мне моргает, чтобы я молчал.
— Ишь ты, — говорит повар, — может, котлету тебе вынести?
Повар пошёл за котлетой, а я ему вслед закричал, что никакой котлеты мне не надо, но он всё-таки вынес мне хлеб с котлетой и ушёл, потому что у него каша могла подгореть.
— Знакомый? — спросил я.
— А как же! Знакомый! Котлету ведь дал. Ты мне-то дай половину.
Я ему хотел всё отдать, а он взял половину, откусил и говорит:
— Вкусная котлета!
Я тоже стал есть, и котлета мне тоже понравилась.
Он себе полный рот котлетой набил и говорит:
— Не наешься… пойдём… ещё котлету попросим… нас двое, скажем, а котлету нам одну дали… Знаешь, я какую пословицу придумал? Тот, кто много ест, никогда не пойдёт на тот свет.
— Да ну тебя, не надо мне никаких котлет!
— Как это так не надо? Два человека одну котлету едят — это же форменное безобразие!
Я и оглянуться не успел, как он ещё одну котлету притащил. Я никак не хотел у него половину брать, так он мне её просто насильно всучил и всё свою пословицу повторял.
— А за кочерыжками ты можешь всегда приходить, — сказал Санька, дожёвывая котлету.
— Не надо мне кочерыжек, — сказал я. — Терпеть я не могу эти кочерыжки!
— Ну, не надо, так не надо, — сказал Санька. Он вздохнул. — Я, понимаешь, никогда не знаю, когда я наелся, всё ем, ем, пока живот, как мяч, не надуется.
Вышел повар с ведром кочерыжек.
— Может, вы стесняетесь, ребята, так вы, ребята, пожалуйста, не стесняйтесь, берите-ка, берите кочерыжки!
Я назад отступил и говорю:
— Нет, нет, мы не стесняемся…
— Вы там ребят созовите, пусть они за кочерыжками приходят, — сказал он.
— Война окончится, — сказал Санька, — они и заберут.
— Скорей бы она окончилась, — сказал повар, — а то кочерыжки тут зря пропадают.
Он ушёл со своими кочерыжками, а мы пошли по лагерю. Саньке как хозяину хотелось мне весь лагерь показать.
— Если тебе кочерыжки нужны будут, так ты завсегда можешь за ними приходить, — сказал Санька.
— Не очень-то я люблю их, — сказал я.
— А я их люблю, — сказал Санька.
— Чего же ты у него всё ведро не съел?
— Как же я столько съем?
— Зато никогда на тот свет не пошёл бы, — сказал я.
— Я и так не пойду, — сказал он.
В лагере
Мы шли по лагерю, а Санька говорит: — Как с людьми беседовать — я знаю. У меня на это есть талант, мне все говорят, что у меня есть талант с людьми беседовать. А у тебя этого таланта, по всей видимости, нет, так ты лучше помолчи, когда я с людьми беседую. С людьми он действительно здорово беседовал. — …Лагерь у нас хороший, зря ты всё-таки частным образом живёшь… — Это всё родители придумали, — сказал я. — А ты что, слова не имеешь? Взял бы и сказал: мол, так и так, пошлите, мол, меня в пионерский лагерь, не желаю мол, я частным образом жить, а хочу с коллективом… Они бы тебя с удовольствием послали, ты-то им, наверное, надоел со своими штучками… — Какими штучками? — Откуда я знаю какими? Каждый ребёнок разные штучки вытворяет, ты что, скажешь, ничего не вытворяешь? Я не знал, что ему на это ответить, потому что я действительно кое-что вытворял. — И родителям хорошо, и тебе хорошо. — Если так хорошо, чего же тогда они меня не отправили? — Да ты сам не видишь, что хорошо? — Вижу. — Голову надо иметь. — Что же, мои родители головы не имеют? — Да ты родителей не трогай! — сказал он. — Чего это ты своих родителей трогаешь? Это ведь твои родители! — Это ты трогаешь, а не я! Он подпрыгнул, хлопнул в ладоши и заорал: — Ха! Вот фрукт! — Чего это ты так со мной разговариваешь? — говори. — Это ты так со мной разговариваешь, это ты не умеешь с людьми разговаривать! Я вспомнил, как он здорово с людьми разговаривал, и мне показалось, что это я во всём виноват. — Да брось ты, Валька, — сказал он, — имя у тебя теперь новое, нервы тебе трепать теперь нечего, и спорить со мной на эту тему тоже нечего, раз у меня на это есть самый настоящий талант… — Ты просто моего отца не знаешь, — сказал я, — у него замечательная голова. — А у меня нет отца, — сказал вдруг Санька. — А мать? — Тоже нет. — С кем же ты тогда живёшь? — Я с тётей живу, — сказал он. Мне как-то стало неловко, что я весь этот разговор об отце и матери затеял, тем более он мою голову, наверное, в виду имел, а не отцовскую. Мы зашли в пионерскую комнату, и Санька показал мне дневник отряда, где он написал: «С десятого числа началась наша замечательная жизнь в лагере. Мы долго ждали, когда начнётся эта замечательная жизнь, и вот нас привезли в автобусах, и она началась. Ура! Наступил этот день!..» — Да хватит тебе читать, — сказал Санька, — пойдём, лучше я тебе другое покажу… Он водил меня и всё показывал. В кружке «Умелые руки» стояли яхты, швертботы, игрушки, сделанные ребятами. Разные вышивки, сделанные- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (14) »