мраморной каминной полке. Было без четверти восемь.

— Почему бы нам куда-нибудь не поехать после ужина? — предложил Перри. — Сегодня во многих дворцах дают приемы, куда нас всех приглашали. А может быть, ты предпочитаешь поехать в оперетту к последнему акту?

— Я уже был три раза, — ответил герцог.

— Но в Лондоне есть и другие театры.

— Мы слишком поздно ужинаем, чтобы туда успеть, — покачал головой герцог. — Но если хочешь, можно заехать в варьете, быть может, там найдется на что посмотреть.

— Поедем, — охотно согласился Перри. — Но только не говори об этом при Арчи и остальных, а то они увяжутся за нами.

— Нет, мы поедем одни, — пообещал герцог.

— Он поставил на стол пустой бокал. Приятели вышли из библиотеки и по коридору со сводчатым потолком направились в Голубую гостиную, где собирались перед ужином друзья герцога.

Сегодня вечером в Уиндлмиер-Хаузе присутствовали одни мужчины. Большинство гостей побывали в этот день на скачках, и разговоры велись преимущественно о лошадях и ставках, что навело бы тоску на прекрасный пол.

Когда герцог и Перри вошли в Голубую гостиную, шестеро мужчин в знак приветствия подняли им навстречу бокалы.

— Здравствуй, Элстон! — раздались восклицания. — А мы-то уж думали, что ты о нас забыл.

— Нет, нет, — любезно отвечал герцог, приветливо кивая друзьям. — Хорошо провели время?

Оказалось, что день выдался для большинства присутствующих неудачным. На скачках первыми пришли аутсайдеры, на которых никто не догадался поставить.

— Я готов залить свое разочарование вином! — воскликнул лорд Арчибальд Карнфорт, которого в узком кругу называли Арчи. — Но сначала я хочу, Элстон, чтобы ты разрешил наш спор с Хьюго.

С бокалом шампанского герцог опустился в кресло.

— Я готов выступить в роли судьи. В чем предмет вашего спора, джентльмены?

— Мы говорили о новой пьесе Бернарда Шоу, — сказал сэр Хьюго Бенсон. — Она называется «Пигмалион». Ты ее уже видел? — обратился он к хозяину дома.

— Нет, а в чем там дело?

— Профессор фонетики обучает цветочницу с Ковент-Гарденского рынка правильному произношению и умению вести себя в обществе и так в этом преуспевает, что, когда усвоившая правильную манеру говорить и прекрасно одетая девушка появляется в высшем свете, никто не догадывается о ее истинном происхождении.

— В жизни не слышал ничего более нелепого! — воскликнул лорд Карнфорт. — Раньше мне всегда нравились пьесы Шоу. По крайней мере у него были какие-то интересные идеи. Но это уже чистый вздор. Он просто публику за дураков считает, — с возмущением произнес Арчи.

— Это ты так думаешь! — возразил Хьюго Бенсон. — А я бы сказал, что талантливый педагог и восприимчивая молодая девушка, если она неглупа, могут добиться удивительного эффекта и провести многих.

— В таком случае эти многие должны быть тупицами или идиотами, — с жаром продолжал Арчи отстаивать свою точку зрения. — Уж не воображаешь ли ты, что кто-нибудь из нас мог бы обмануться? Никогда!

— Я полагаю, все зависит от того, насколько девушка хороша и как она одета, — предположил Перри.

— Мы, конечно же, говорим не о проститутках, — произнес Арчи Карнфорт. — Мы говорим о том, может ли девица из низов внушить кому-нибудь из нас, аристократов, находящихся, естественно, в здравом уме, что она — дама из общества. Таков сюжет пьесы, и мне он представляется смехотворным.

— Я с тобой абсолютно согласен, — заметил кто-то из мужчин. — Мы все знаем, как легко совершить в обществе промахи, сразу же разоблачающие чужака.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросил Перри.

— Ну возьмем, например, наш круг. Допустим, кто-нибудь попытался бы втереться к нам, мы бы ведь сразу определили, кто это и что. Ведь это все равно что если бы кто-нибудь попытался выдать искусственные бриллианты за изделие от Картье. Мы бы сразу же определили подделку. А ты как думаешь, Элстон?

— Я склонен согласиться с тобой, — отвечал молчавший до тех пор герцог. — И все же пьеса Шоу кажется мне весьма забавной, надо мне ее как-нибудь посмотреть.

— Я бы не стал на это тратить деньги! — сказал Арчи Карнфорт. — Все это ерунда от начала до конца.

— Я не согласен, — резко возразил Хьюго Бенсон. — Помимо всего прочего, женщины легко приспосабливаются к окружающей обстановке и, как хамелеоны, принимают окраску своего окружения.

— И это вздор! — с раздражением сказал лорд Карнфорт. — Женщины приспосабливаются к своей собственной среде, к людям своего уровня. Вне знакомой среды они беспомощны и торчат, как прыщ на носу, — язвительно закончил он.

Хьюго резко встал.

— Самое дурацкое заявление, какое я когда-либо слышал! На протяжении всей истории женщины устраивались и приспосабливались в обществе, где они оказывались в силу сложившихся обстоятельств. Более того, они царствовали в нем, иногда в буквальном смысле. Не забывайте, джентльмены, что почти в каждой женщине скрыта хорошая актриса.

— Пожалуй, я согласен в этом с Хьюго, — заметил герцог.

— Сомневаюсь, что он сумеет это доказать, — раздраженно сказал Арчи Карнфорт.

— А ты сможешь? — насмешливо спросил кто-то.

— Сам подумай! Мы все здесь знаем друг друга очень хорошо, так же, как и большинство женщин, которых Элстон принимает у себя. Тебе не кажется, что человек со стороны, оказавшийся в нашем кругу, будет выделяться в нем, вызывая общую неловкость и до смерти нам надоедая?

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — заметил кто-то. — Такой человек оказался бы бельмом на глазу. Он не понимал бы наших» шуток, не мог бы принимать участие в разговоре о наших общих знакомых, и в результате положение стало бы одинаково невыносимым как для нас, так и для него.

— Вот именно! — сказал Арчи. — И у Хьюго не найдется на это ответа, — злорадно заметил он.

— Нет, найдется! — раздраженно возразил Хьюго. — Общество все время находится в развитии. В него вливаются новые члены, мужчины и женщины, и хотя сначала они и могут испытывать некоторую неловкость, они быстро в нем ассимилируются.

— Я все же утверждаю, что это не так просто, если люди разного происхождения и между ними нет общности интересов, — возразил неугомонный спорщик Арчи Карнфорт.

Оглядев своих собеседников, он добавил:

— Представьте себе, что сегодня среди нас оказался бы человек, который никогда не был на скачках, никогда не играл в бридж, не учился в одной из известных привилегированных школ и никогда раньше не встречался ни с кем из нас. Все, что я могу сказать, — мне было бы жаль такого беднягу.

— А если бы это была женщина? — спросил кто-то со смехом.

— Даже если бы она была хорошенькая, — отвечал лорд Карнфорт, — или, если угодно,