Литвек - электронная библиотека >> Эрвин Штриттматтер >> Современная проза >> Чудодей

Эрвин Штриттматтер Чудодей


Чудодей. Иллюстрация № 1

От автора

Меня часто спрашивают, не автобиографичен ли роман «Чудодей».

Отвечаю: самые неправдоподобные эпизоды, описанные в этой книге, основываются на пережитом, все же, что не кажется неправдоподобным, — сочинено.

Я хотел написать книгу, направленную против той проклятой немецкой Innerlichkeit — погруженности во внутренний мир, которой и я был некогда подвержен. Я хотел помочь немцам познать общественно-историческую истину и освободиться от всяческого лицемерия.

Насколько мне это удалось, пусть судят читатели, особенно тогда, когда уже будет завершен 2-й том «Чудодея», над которым я сейчас работаю.

Сердечный привет советским читателям!

Советскому народу я благодарен за очень многое. Не будь советского народа, мне и теперь пришлось бы жить так же трудно, как живут сегодня еще многие из моих братьев на Западе, а может, и вовсе не пришлось бы жить.

Эрвин Штриттматтер

Чудодей

Посвящается Еве

I КОГДА ПОЮТ СВЕРЧКИ…

1 Станислаус появляется на свет в деревне Вальдвизен; еще до своего рождения он посягает на запасы драгоценного топлива, а его отец Густав колотит повивальную бабку.

Чудодей. Иллюстрация № 2 Хозяин леса поднял руку:

— Стой!

Сухая кисть руки заколебалась между ветками, словно призрачный плод. Человек, тащивший ручную тележку, остановился. От страха он съежился и уставился на траву под ногами, он не видел росинок, сверкавших на стеблях. И не слышал крика кукушки.

Лесничий вышел из засады в сосняке. Казалось, он взглядом разгребает валежник, грудой лежавший на тележке. Владелец тележки, стеклодув Густав Бюднер, вез последнюю охапку того валежника, который полагалось получить ему за год.

Лесничий обнаружил под валежником часть давно засохшего ствола. Он вытащил записную книжку и сделал пометку. Густав Бюднер уставился на длинный ноготь указательного пальца лесничего. И зачем только человеку такой длинный ноготь? Не для того ли, чтобы чистить пенковую трубку? Лесничий подошел к дереву у опушки, нагнулся и начертил длинным ногтем на земле крест.

— Сваливай сюда.

Он выписал квитанцию: «Штраф один талер за попытку похищения четверти сажени дров из собственных лесонасаждений графа Арнима… Дано в Вальдвизене 12 июля 1909 года. Управляющий Дукманн».

Эх, прощай навеки, милая монета!

Утрата целого талера порядком расстроила убогий бюджет семейства Бюднеров. Теперь уже не купить в графском лесничестве разрешение на сбор черники. И когда ягода поспела, Лена, жена Бюднера, не имея требуемых трех марок, ежедневно обливалась холодным потом от страха. Она очень боялась помощника лесничего, тот был настоящей ищейкой, а в Лене уже билось второе сердце.

Неужели же Густаву Бюднеру так и примириться с утратой талера и оставить сухое полено и последнюю вязанку хвороста там, где их пришлось сбросить? Ну нет! В воскресенье Густав затеял с ребятами игру в автомобили. Дети гудели и урчали каждый на свой лад. А Густав был хозяином всех автомобилей и рассылал их куда хотел. И он приказал им, гудя и урча, подъезжать к тому месту, где лесничий начертил своим длинным ногтем крест на земле. Каждому автомобилю поручалось привезти по сухой хворостине. А для поленьев Густав составил из двух ребят мощный грузовик. Пришлось только долго объяснять им, что это такое. Графский лимузин на высоких колесах они знали, но никогда еще не видели грузовика. Столько хлопот и неприятностей, и все ради топлива на зиму.

Густав Бюднер был связан, словно прочной пуповиной, с миром целой цепью жизнестойких предков. Его отец Готлоб Бюднер слишком рано доставил своей матери, бабушке Густава, радости материнства. Она еще не созрела для этих радостей, еще не была замужем и еще не собиралась посвящать себя заботам о детях. Поэтому он и вовсе не должен был появляться на свет, его вовсе не должно было быть. Но он упрямо сопротивлялся и ядовитым зельям, и горячему вину с гвоздикой, и прыжкам с табуретки, в которых она упражнялась в коровнике, и даже дерзкому вмешательству повитухи. Вопреки всему он появился на свет — не позволил себе помешать.

Отец Готлоба Бюднера отстоял свою жизнь от ударов прусской палки графа Арнима. Он поднялся с одра смерти, на который его повергли графские побои, хоть и охромел навсегда.

Дедушка Готлоба хоть и рябым, но удрал от черной оспы, а прадед провел свой грубо сколоченный жизненный челн через мутный поток чумы. Короче говоря, все Бюднеры упрямо одолевали смерть и гибель. Они были цепки, как придорожный бурьян, — его растопчут, а он всякий раз снова уверенно ждет пробуждения жизненных сил.


Однажды вечером, спустя три недели после того, как все же была доставлена последняя тележка валежника, Густав Бюднер спешил домой с работы.

Пять быстрых шагов, потом прыжок! Он вышел из лесу в поле. Лесная дорога была тениста, а полевая искрилась сверкавшим на солнце песком. Бюднер прищурился и поглядел на свой картофельный участок — узкую полосу песчаной земли с чахлыми кустиками. Там у края межи должна была бы уже стоять наготове груженая тележка, которую ему предстояло тащить домой. Но тележки не было — значит, Лена сегодня не полола и не собрала сорняков для козы. Только что, идя лесом, Густав еще насвистывал дурацкую песенку:

Весело пташка поет
Про счастье и про любовь,
А наполнится гнездышко писком птенцов —
И песням конец настает.
Но теперь в его мысли заползала злость, как черный лесной паук.

Уже видна была околица. Пять домиков. Каждый дом, словно в гнезде из кустарника и деревьев, а рядом хлев, словно детеныш дома. Из трубы над бюднеровской крышей поднимались клочья дыма. Значит, Лена жгла дрова, запасенные на зиму, дорогие, с таким трудом добытые дрова! Черный паук злости опутал мысли Густава. Он готов был бежать по-звериному, на четвереньках, лишь бы поскорее добраться. Сколько раз уже он приказывал, чтобы Лена готовила обед с утра, когда варит картошку скоту. А она нарушила его приказание. И жарит и парит вовсю, чтобы наверстать упущенное время. И все от проклятого шитья! Да еще эта трижды проклятая страсть к чтению у бабы! Он не возражал против того, что она шьет. Как-никак, необходимое дело. Нельзя же человеку разгуливать с зияющими прорехами. Он не возражал и против чтения. Книги иногда помогают