красы ее.
Там крови требовала толпа —
Несытое воронье.
Царица была вторая Лилит —
Огонь и кровь на челе!
И был поцелуй ее ядовит…
Теперь она спит в земле.
Сразил я вампира, что высосал кровь
У черного князя из жил.
А после блуждал меж серых холмов,
Где мертвый народ жил.
Господь не оставил меня в тот день,
Орудьем гнева избрав,
И я оградил племена людей,
Земное земле отдав.
Я демонов видел в ночи полет,
И кожистых крыльев песнь
Сперва мое сердце вковала в лед,
Потом позвала на месть.
Но все это в прошлом!.. Родной порог
Меня наконец манит.
Я стал староват для долгих дорог,
Забравших мои дни.
Довольно сражений и дальних стран,
Отмеренных мне судьбой…»
…Но где-то в ночи гремел океан
И скалы крушил прибой.
Он пену валов швырял в пустоту,
Стараясь достать до звезд,
И ветер летел и выл на лету,
Как бешеный гончий пес.
И Кейн услыхал тот призрачный зов,
Тот бестелесный стон,
И в глубине холодных зрачков
Вспыхнул былой огонь.
И Кейн оглянулся по сторонам,
Как будто бы в первый раз,
И вышел за дверь, где светила луна,
В серебряных тучах мчась.
Люди за ним поспешили вслед,
И видел добрый народ
Над вершиной холма его силуэт,
Врезанный в серебро.
Надолго ли скрылся?.. В какой предел?..
Чей голос его позвал?..
…И только победную песню пел
Над морем летевший шквал.
Возвращение Соломона Кейна (Вторая версия)
Над скалами белые чайки вились
И пеной хлестал прибой,
Когда наконец кочевая жизнь
Его привела домой.
Под ветром шуршал прибрежный песок
И к ночи клонился день,
Когда в свой маленький городок
Пришел Соломон Кейн.
Народ сбегался с разных сторон
И следом валил толпой:
Он шел, как призрак былых времен,
По уличной мостовой.
Он все смотрел и смотрел вокруг,
И странен был его взгляд.
Он видел столько горьких разлук
И вот — вернулся назад.
В таверне старой сквозь гул голосов
Поскрипывали слегка
Стропила из девонширских дубов,
Помнившие века.
«Здесь кружки звенят, салютуя всем,
Кого между нами нет.
И Дрейк, и Хокинс, и Оксенхэм…
Сколько минуло лет!
Сэр Ричард Гренвиль сиживал здесь,
Кажется, лишь вчера…
Как мы с испанцев сбивали спесь!..
С вечера до утра.
Ядра свистели и бой гремел,
И кровь текла в океан,
И мужеству не был положен предел,
И мы не считали ран…
А как, — он спросил, — поживает Бесс?
Хотел я делить с ней кров,
Но все променял на прибоя плеск
И песню морских ветров.
Бедняжка осталась совсем одна,
Мне душу рвал ее взгляд…»
«На кладбище тихом уснула она
Вот уж семь лет назад».
«Прах к праху!.. — он молвил. — Конец земной —
Могильная тишина…»
А ветер стонал и бился в окно,
И восходила луна.
Скользили по лику ее облака,
Когда Соломон Кейн
Неторопливо повел рассказ
О виденном вдалеке.
«В бесплодной пустыне, где нет следов,
Торил я кровавый след.
Я видел черное колдовство,
Которого больше нет.
Там в городе Смерти самой древней
Жила бессмертия дочь.
Праматерь Лилит возродилась в ней,
Чтоб день превратился в ночь!
Потом я меж серых холмов бродил,
Где голос рассудка стих,
Где мертвый народ вставал из могил,
Чтоб жизни лишать живых.
Я слышал, как смертную песнь поет
Невольник, чьи дни черны.
Я демонов видел в ночи полет
При свете полной луны.
Но все это в прошлом!.. Родной порог
Мне с возрастом все милей.
Я стал староват для долгих дорог,
Пора отдохнуть в тепле!
Довольно сражений и дальних стран,
Отмеренных мне судьбой…»
…Но где-то в ночи гремел океан
И скалы крушил прибой.
Он пену валов швырял в пустоту,
Стараясь достать до звезд,
И ветер летел и выл на лету,
Как бешеный гончий пес.
И Кейн услыхал тот призрачный зов,
Тот бестелесный стон,
И в глубине холодных зрачков
Вспыхнул былой огонь.
Напрасно пытались его вернуть:
Он сбросил все руки с плеч,
На пояс спеша скорей пристегнуть
Свой верный испанский меч.
Потом оглянулся по сторонам,
Как будто бы в первый раз,
И вышел за дверь, где светила луна,
В серебряных тучах мчась.
Люди за ним поспешили вслед,
И видел добрый народ
Над вершиной холма его силуэт,
Врезанный в серебро.
Надолго ли скрылся?.. В какой предел?..
Чей голос его позвал?..
…И только победную песню пел
Над морем летевший шквал.