Морозова? – Учитель оказался небольшого роста человечком в ярко-голубом тренировочном костюме и с секундомером, свисавшим на ленточке с шеи почти до пояса. В его фигуре и лице не было ничего спортивного, больше всего он был похож на завхоза на садовом участке.

Морозов кивнул.

– Значит, так, товарищ Морозов, ваш сын Александр на прошлой неделе бегал с классом в порядке ОФП, общефизической подготовки, – пояснил он, встретив недоуменный взгляд Бориса Алексеевича, – и показал результат первого взрослого разряда. Да! – он поднял вверх указательный палец. – Причем Саша даже не вспотел. Я проверил. Пульс остался нормальным, что, естественно, ненормально. Надо, папаша, – фамильярно-доверительно сказал он, – отдавать ребенка в большой спорт! Хуже ему не будет. Ба-альшая польза государству может быть. И ему тоже! Поездит, мир посмотрит! Я уже официально уведомил соответствующие заинтересованные инстанции и круги!

Выйдя из школы, он тут же позвонил домой Сазонову. К этому времени "консультация" была давно закрыта. Виктор Васильевич выслушал его внимательно.

– Борис Алексеевич, не берите в голову, – сказал он, когда приступ смеха у него прошел. – Мы не допустим, чтобы Александра забрали для побития рекордов. Мы за честные Олимпиады, да и стоил он нам слишком дорого. Не берите в голову! Я сам все как-нибудь улажу!

Как он это сделал, Борис Алексеевич так никогда и не узнал, но когда он столкнулся в школе с физруком, тот остановился, строго посмотрел и сказал:

– Эх, Морозов, Морозов!

Больше никаких пояснений или добавлений не последовало.

– Сколько их у вас?

– Шесть, – очнулся от мыслей Морозов. – Шесть моделей!

– Стыдно, Борис Алексеевич, – громко и укоризненно сказал Чугуев. -Дети, паите, все-таки раньше машин!

"Кто здесь дети? кто машины?" – подумал он.

Дети. Он думал, что забудет Милочку как дурной эпизод. Как вызов на ковер, мало ли их было. Но нет, что-то не отпускало его. Он собирался тут же ответить на обиду маленьким романчиком. Адюльтером, так сказать. Отомстить Милочке и еще кому-то, он и сам не знал кому. Не Семивласову же. Это было бы ниже его достоинства. Но и на это не было желания. Он все больше тосковал по этой "дуре с фарами". Когда же он встретил случайно Милочку на улице, в несходящемся на большом животе пальто, подурневшую – одни глаза, что-то оборвалось. В тот же вечер он позвонил к ее родителям, она была там.

– Ребенок мой? – грубо и коротко спросил он. В трубке послышались странные звуки. Будто кто-то лил воду.

– Я тебя спрашиваю!

– А мой, что ли? – истерически крикнула она. – Твой!

– Тогда кончай дурью маяться и возвращайся!.. Если хочешь! – и он повесил трубку.

Стало сразу легче от осуществленного решения, хотя чувство обиды не проходило.

Она появилась перед тем, как забрали Сашку. Ему даже не дали кончить его Северо-Западный Заочный Политехнический институт. В это горькое время она оказалась очень кстати со своими заботами и слабостями.

Появилась Милочка тихо и естественно, как и ушла. Морозов пришел домой и услышал, что на кухне шипит газ и тихонько дребезжит крышкой кипящий чайник. Потом услышал голос. Это был Санька.

– И когда ты собираешься его родить? – спокойно и обстоятельно спрашивал он.

– Не знаю, наверное, месяца через три, – голос ее звучал робко.

– Он к этому времени дозреет?

– Вполне! – Морозов по интонациям ее голоса понял, что она улыбнулась.

"А у них идиллия", – подумал он с поднимающимся раздражением. Но когда он увидел Милочку в новом красном уродливом платье, внимательно и настороженно следящую за ним, за выражением на его лице, раздражение улеглось.

– Обедать будешь?- спросила она едва слышно.

– Конечно! – ответил он с напускной бодростью и услышал облегченный вздох. Он готов был поклясться, что это вздохнул Санька.

– Вы женаты сейчас? – спросил Чугуев.

– Да, – ответил Морозов, – женат.

– Дети кроме Саньки есть? – он ни минуты не колебался при вопросе. Именно "дети кроме Саньки".

– Есть. Сын трехмесячный.

"Хотя лучше бы была дочка! – подумал он.

– Тогда все нормально! Все нормально!

Он и сам знал, что все будет нормально. Что, когда он вернется, его будет ждать лысый и теплый человеческий детеныш, его детеныш. И он немного отойдет на второй план, потому что малыш требует внимания. Что придет ночь, и он ляжет с ней в одну постель, и они забудут о происшедшем на час, а потом и навсегда. Если он сможет забыть.

– А что с Санькой? -он его докапает сегодня.

– Ушел. Работает. Прислал три письма. Работой доволен,- последнее он придумал, этого Санька не писал.

Внезапно его поразила догадка. Он понял, почему мальчишка давно уже вместо подписи рисовал три снежинки. Кто знает, отчего догадки и озарения приходят к человеку не тогда, когда он их ищет, когда они нужны, а случайно, в то время, когда надобность в них отпала, когда принято не лучшее, но окончательное решение, которое как постановление Верховного Суда обжалованию не подлежит.

Морозов только сейчас, через два года понял, что эти три снежинки – копия с трех снежинок на их новом холодильнике. Он подумал, что три снежинки – символ холодного рационализма – были присвоены Санькой для подписи от сознания своей неполноценности. В этом было что-то необъяснимо-грустное и… человеческое.

Морозов со страхом ждал, когда у него отнимут Саньку., Ждал неизвестно чего – слез, речей, мужественных, как некрологи, бодрого или равнодушного вида сына.

Действительность оказалась тяжелее.

Прощались с Санькой (лучше бы его не было, этого обряда прощания) они все вместе: Морозов, Лидия Ивановна, Сазонов, вторая дежурная Катюша, второй консультант и человек пять-шесть, он не мог считать в эти минуты, создателей Саньки. Перед прощанием ему сказали, что больше они не увидятся. Морозов не думал, что ему будет так плохо.

Сначала Сазонов сказал краткую и умную речь, обращенную к Александру. Виктор Васильевич очень изменился за последнее время; говорят, защитил докторскую диссертацию и "пошел вверх". Окончив речь он повернулся к Морозову:; – Борис Алексеевич, вашу помощь коллективу создателей Александра трудно переоценить! Вы не только помогли освоить, вы внесли свой вклад в улучшение конструкции, о чем свидетельствуют пять авторских свидетельств на изобретения, полученные вами. Но самым главным, на наш взгляд, явилось то, что вы воспитали самого лучшего сына, теперь уже можно сказать, из тридцати. Учитывая ваши заслуги и ту огромную работу, которую вы проделали, творческий коллектив создателей модели № 0031II считает, что вы должны быть включены в список группы авторов, который, кстати сказать, руководство выдвигает на соискание Государственной премии за