Фриц Лейбер Порядочная девушка и пять ее мужей

Пребывать в оплачиваемом творческом отпуске и вдруг обнаружить, что ты не в состоянии ничего создать, — вещь неприятная для любого художника. Очутиться среди дюжины таких же людей, томящихся вынужденным бездельем в кучке словно бы выброшенных на необитаемый берег домиков, — и того хуже. Поэтому, когда Том Дорсет добрался до залитой ранними лучами солнца долины красных камней, его чувство раздражения и досады на самого себя и «Тоскер-Брауновское Отпускное Братство» было вполне понятным. С натиравшим плечо ремешком фотоаппарата он смирился, как с угрызениями совести. Как должное, воспринимал он и пренебрежительное шуршание песка под подошвами теннисных туфель, страстно желая лишь одного: чтобы дующий здесь время от времени легкий ветерок, едва слышно вторивший этой уничтожительной песчаной «критике», унес его в какую-нибудь иную, более приветливую и не столь завистливую эпоху.

Он и понятия не имел о том, что наряду с ветрами, дующими через пространство, существуют и другие, веющие сквозь время. Среди последних случаются сильные и слабые. Сильные встречаются не часто и редко дуют на короткие расстояния иначе бы о них знали больше. Например, то, что если уж эти ветры что-нибудь подхватят, то непременно закружат и унесут в далекое будущее или прошлое.

Случается такое и с людьми. Взять хотя бы Амброуза Бирса^[1], который исчез из Америки, будто и не существовал никогда, равно как и тысячи других, пропавших совершенно бесследно, хотя многие, разумеется, просто не могли быть унесены вихрями времени, и я не знаю, дул ли какой-нибудь подобный зефир на палубе «Небесной Марии»^[2].

Порою ветер времени довольно шаловлив: подхватит живое существо или предмет, немного позабавится им, а потом, не причинив никакого вреда, возвратит на исходное место. Бывает, капризные ветры времени уносят нас, а мы этого даже не замечаем. Память, к примеру, это тоже маленький ветерок времени — настолько слабый, что способен вызвать рябь только в наших мыслях.

Очень немногие ветры времени подобны муссонам, дующим через определенные интервалы сначала в одном направлении, затем в другом. Такой вот ветер времени гуляет возле качающейся скалы в долине красных камней на американском Юго-Западе. Каждое утро, в десять часов, он дует на сто лет в будущее, а днем, в два часа, — на сто лет в прошлое.

Довольно большое количество людей, сами того не подозревая, видели ветры времени. На морском горизонте — это смутные, неясные пятна, в жаркой пустыне — колышущиеся лоскуты. Миражи и видения — стихия воздушных струй и ледяных обелисков. А также пыльные дьяволы, как, например, тот, в который вошел Том Дорсет у качающейся скалы.

Ему показалось, что это был только злобно взметнувшийся песок, отчего он зажмурился и не размыкал ресниц — до тех пор, пока горячие песчинки не перестали покалывать веки. Он открыл глаза и обнаружил, что качающаяся скала бесшумно упала и лежит теперь, на четверть занесенная песком. «Нет, этого не может быть», — тотчас сказал он. Погруженный в свои мысли, он поначалу, видимо, не обратил на нее никакого внимания и представил скалу только по памяти.

Несмотря на это показавшееся ему разумным заключение, Том был совершенно потрясен. Ремешок фотоаппарата соскользнул с плеча, но он этого даже не почувствовал. И вот тогда-то из-за круглой, как огромная катушка, скалы выступила невероятно хорошенькая девушка с волосами розовато-красного, свойственного чистой меди, цвета.

Она была боса, одета в бледно-голубой пляжный костюм, очень напоминавший греческую тунику. Но более всего в ней, стоявшей прямо перед ним и отбрасывавшей на песке неровную тень, бросалась в глаза абсолютная естественность, отсутствие каких-либо «острых углов», непосредственность, отметающая всякую мысль о взрослости, в то время как долина, казалось, в одно мгновение сделала еще один шаг к вечности.

Должно быть, она обнаружила такую же мягкость и в нем, поскольку ее легкое удивление тотчас рассеялось, и она просто, словно они уже лет пять были знакомы, спросила:

— Скажи теперь — по-твоему, женщина может любить только одного мужчину? Всю жизнь? А мужчина — только одну женщину?

Том Дорсет издал нечленораздельный звук, свидетельствовавший о крайнем изумлении.

Его мозг судорожно искал ответа.

— Я считаю, что может, — сказала она, глядя на него с таким же спокойствием, как если бы перед ней стояла гора. — Я думаю, что и мужчина и женщина могут быть целым миром друг для друга, как Тристан и Изольда, Фредерик и Катерина. Эти старые авторы знали, о чем писали. Я в самом деле не понимаю, почему девушка должна разбрасываться своей любовью, пусть даже это способно обогатить ее опыт.

— Знаете, я с вами согласен, — произнес Том, полагая, что уловил ее мысль, — было просто невозможно не заметить ее случайный характер. — Я считаю, что в том, как сегодня буквально гоняются за сексом, есть что-то дешевое и малопривлекательное.

— Я не имела в виду именно это. Нежность — это прекрасно, но… — Она недовольно надула губки. — Большая семья иногда подавляет. Я хотела объявить сегодня выходной, но большинство проголосовало против. Джок сказал, что это не совпадает с нашими циклами настроений. Я разозлилась на них, надела вот это платье…

— Надели что?..

— Чтобы устроить сегодня выходной, — недоумевающе пояснила она. — В приступе раздражения я и пришла сюда. — Она шагнула за край отбрасываемой Томом тени и тут же отпрыгнула назад. — Ой, песок нагревается, — вымолвила она, отряхивая песчинки с незагоревших пальцев, по которым можно было судить, что они никогда не знали узкой, стискивающей ногу обуви.

— Вы много ходите босиком? — предположил он.

— Нет, больше в шлепанцах, — ответила девушка, после чего достала из набедренного кармана какой-то мерцающий предмет и натянула его на ногу. Это оказался прозрачный, с пятью раздельными пальцами и полностью закрывающий лодыжку мокасин. Молниеносным движением, как в фокусе с картами, она застегнула замочек. Затем подобным же образом натянула мокасин и на другую ногу. И снова металлические кромки сомкнулись, казалось, сами собой.

— Я отстал от моды, — любопытствуя, произнес Том. Теперь они шли рядом, направляясь в сторону, откуда появилась она и куда раньше держал путь он. — Как работает эта «молния»?

— На магнитах. Такие у меня везде. Очень просто и удобно. — Она расстегнула свою тунику до пояса, и та сошлась вновь.

— Умно придумано, — сглотнув от неожиданности,