господин!

Она чуть растягивала гласные, что не вязалось с острым носиком и бойкими черными глазками. Денис был твердо уверен, что «аакать» позволено лишь плечистым скандинавским девам. С грустными бледно-голубыми глазами и волосами, похожими на спутанную овечью шерсть…

— Таам, господин!

Девочка умоляюще посмотрела на него. Пот оставлял грязные дорожки на ее коже; для мая сольо была одета слишком тепло.

— Таам? — Завацкий и сам принялся выпевать слова. — Поосоольствоо! Зеемляа!

— Таам!

Он неуверенно двинулся в указанном направлении. Сделав несколько шагов, обернулся: аборигенка все так же сидела на дороге в позе андерсеновской русалочки. В глазах ее застыли слезы.

«Жарко в балахоне, — посочувствовал ей Денис. — Конечно, детективы Ордена не каждый день на Соль прибывают. На меня всем интересно посмотреть. Вот и мается, дуреха». Для теира он мыслил недопустимо категорично.

— Идиитте! Идиитте! Таам!

…Напевность и мелодичность царили во всем. Из трех встреченных по пути вывесок одна звучала как «Моолоко», вторая «Молооко», а на третьей вообще значилось гордое «Моорепродуулакты». Магазины располагались под изразцовыми куполами. Купола чужие, а вот старушки в очередях — наши, земные насквозь. И в авоськах — вполне земная рыба, помидоры, трехлитровые банки с икрой.

За тот час, что Завацкий провел под безоблачным небом Соли, он сделал множество ценнейших наблюдений. Слова Ландмейстера подтверждались: от ресторанов и кафе в городе было не продохнуть.

Солнечный блик мелькнул на открывающейся двери. Из «Заккакусочной» выскочила пухленькая девушка и ринулась к теиру. Завацкий испуганно отпрянул, но все обошлось. Девушка припала к его ногам:

— Боже!.. Вы прибыли наконец!..

Денис сконфузился, замахал руками:

— Встаньте немедленно! Ах, господи!.. К чему это чинопоклонство?! Глубокий поясной поклон… этого вполне достаточно…

— О нет, нет! Вы детектив, — упорствовала та. С колен все же поднялась. — Вы больше, чем посланник Ордена, — вы надежда Соли.

На белоснежных брючках остался черный след. Безжалостное солнце плавило асфальт, превращая серую корку в антрацитовые лужицы, а девушка не очень-то выбирала, куда падать.

— Смотрите, вы перепачкались!..

— Ничего, ничего. — Она достала из кармана носовой платок и принялась энергично оттирать пятна. — Мы вас так ждали… так ждали!.. Ой, что же это я?! Мы же так и не познакомились!

Изгаженный платок полетел в сторону.

Девушка порывисто протянула руку:

— Каринэ Михайлян. Социолог при дворе Ландмейстера Соль.

— Денис Завацкий. — Теир попытался руку поцеловать, но Каринэ ожгла его яростным взглядом. Должно быть, так ильфо-петровская Лиза встречала потуги старосветского льва склонить ее к разврату и монархизму. Детектив стушевался. — Извините, пожалуйста.

— Ничего, ничего. Я не сержусь.

На вид ей можно было дать лет двадцать. Невысокого роста, плотненькая, подтянутая… если сбросить лишних пяток килограммов. Скуластое симпатичное личико, острые глазки поблескивают. И — ни следа косметики.

— Идемте. — Каринэ ухватила Дениса за рукав. — Вы голодны?.. На улице совершенно невозможно разговаривать. Ужасная жара.

— Хорошо, — кивнул Денис. — Но я бы предпочел… с самим господином Ландмейстером…

— С Ландмейстером?.. Ах, вы же ничего, совершенно ничего не знаете! Господина Ландмейстера похитили.

* * *

Каринэ оказалась права: разговаривать на улице не стоило. Жара, духота… Завидев землян, сольо садились на раскаленный асфальт и начинали плакать. Денис пытался расспросить свою спутницу о местных обычаях, но та лишь отмахнулась. Местные обычаи социолога интересовали куда меньше, чем хорошая еда.

Для разговора Каринэ выбрала крохотный ресторанчик на берегу канала. Располагался он экзотично, но неудобно: одним углом нависая над зеленой водой. Когда земляне вошли внутрь, домик покачнулся, и повара виртуозно забегали, не давая ему опрокинуться.

— Где сядем?.. У окна?..

Не дожидаясь ответа, Каринэ бросила кипу подушек рядом со столиком. Официант молча постелил скатерть и принялся расставлять тарелки.

Детектив уселся напротив своей спутницы. Ему было многое интересно: чем в действительности занимается Каринэ? куда делся Ландмейстер? отчего девушка не ведет его в посольский модуль?

— Вы видели письмо магистру? — спросил он.

— О да. Я секретарь господина Ландмейстера и в курсе всех его дел. Правда, с момента отправки письма многое изменилось, господин детектив. Земного посольства уже не существует.

— Даже так?!

— Даже так.

— Рассказывайте, Каринэ. Быть может, поставим завесу? — Денис неопределенным жестом обвел поваров.

— Пустое. От сольо у нас секретов нет. Если захотят подслушать — сделают это в любое время и в любом месте, пока мы носим маски. Если честно, наших атташе я опасаюсь куда больше.

Официант принес корзинку с хлебом. Расставил чашки и налил в них прозрачную жидкость.

— Значит, так… — Завацкий понюхал напиток. — Что это? Водка?..

— Вода. Медузы не переносят наркотиков, даже самых слабых. Вам привратники разве не объясняли?.. Спиртсодержащие лосьоны, одеколоны, духи… — Каринэ вздохнула совсем по-женски: — Знали бы вы, как я тоскую по косметике!..

Она задумалась.

Затем произнесла:

— Давайте я начну рассказ, а вы уж сами решайте, как поступить. Итак, завязалась вся эта фантасмагория…

* * *

Завязалась вся эта фантасмагория, когда трем атташе приснился один и тот же сон.

Темная вода. Огромное чудовище дремлет на волнах. Голодный Левиафан, или — следуя скандинавской традиции — Митгард. Все трое послов особенно настаивали на Митгарде.

Снятся ли драконам сновидцы?.. Возможно. Атташе проснулись со смутным ощущением беды. Змей страдал от голода; он хотел крови и мяса. Близилось время великой охоты…

— Постойте, — перебил Завацкий. — Вы уверены, что им снился именно Митгард? Я теир, кое-что в психологии смыслю. Глубинные архетипы, подавленные предпочтения… У вас сохранились записи?..

— Да. Я покажу, если это поможет.

…Винченцо Малих, придворный теир земли Соль, потратил неделю, пытаясь расшифровать это сновидение. К сожалению, оно больше не повторялось. Зато пришел голод.

Хлеб в посольской столовой выметали подчистую. Порций не хватало. Послы плели невообразимые интриги, доходило чуть ли не до преступлений — и все ради лишней тарелки консоме или буйабеса.

Особенно страдали женщины. Тяжело следить за фигурой, когда днем жизнь еще держится в привычных рамках, а ночью наступает царство шоколада, эклеров и коричных