ввысь, что нарушение этого закона есть преступление против самого мироздания. Беды, невзгоды, страдания давят на душу, втаптывают ее в землю, но мне казалось, что стоит освободить ее из-под гнета - и она устремится ввысь, потому что если это неверно, то мир обречен на гибель. Душа, живая душа неизбежно должна стремится ввысь - так я считал прежде.

Я не знаю, верно ли это. Но я знаю, что избрал неверный способ для освобождения души дрянного человечишки из моего кошмара от тоски и безысходности. Понемногу, постепенно я заполнил мир моих видений светом, дал ему небо над головой и твердую землю под ногами, изгнал прочь тлен, мрак и запустение, наполнил здоровьем и бодростью его тело. Но тоска в его глазах не проходила, и я не мог отбросить прочь кошмарные видения недавнего прошлого, отречься от него и позабыть обо всем, не победив этой тоски.

И вот однажды он заговорил. До сих пор меня охватывает омерзение при воспоминании об этом, до сих пор я не могу простить себе того, что пошел на поводу у его низменных желаний. Но что еще мог я поделать, как мог я воспротивиться его воле, которая нашла теперь выражение, если я, как и всякий человек, не властен над своими мыслями и не могу стереть их из памяти? А мысли мои - они-то и наполняли содержанием мир дрянного человечишки, они - уже помимо моей воли - выполняли все его прихоти, и я уже ничем не мог воспрепятствовать ему. Какое-то время - всего несколько дней, потому что дальнейшее произошло слишком стремительно - я даже помышлял о самоубийстве. Но меня останавливала мысль о том, что, совершив его, я вместо покоя и забвения могу оказаться вечным пленником дрянного человечишки. А потом уже было поздно...

Я прекрасно помню, как это случилось, в мельчайших подробностях могу описать окружение, доносившиеся до меня звуки и запахи этого мира, одинокую и унылую фигуру дрянного человечишки передо мной. До того момента он не показывал ни малейшего намека на то, что знает о моем существовании, и я, странствуя вслед за ним по миру моих сновидений, казался сам себе бесплотной тенью, сущностью, лишенной облика. И вдруг, совершенно неожиданно, он повернулся ко мне и, скривив губы в гнусной полуухмылке, произнес: "бабу бы", произнес, глядя мне прямо в глаза своим водянистым, тусклым и мерзостным взглядом, так, что я содрогнулся от омерзения и... жалости. Потому что в этом стоне его тоскливой и мерзостной души услышал вдруг не только выражение похотливых желаний, но все ту же тоску, которую рождает одиночество и никчемность. И - еще неосознанно, еще интуитивно почувствовал, что терплю поражение в борьбе со своим кошмаром, ощутил, еще не решаясь самому себе в том признаться, что, стремясь освободить его душу от гнета низменного, дать ей силы для полета, я сам, своею волей лишаю ее желания стремиться ввысь. Потому что, наверное, это стремление, если оно есть, должно само бороться с трудностями, чтобы обрести силу.

Я не смог противостоять ему, хотя и пытался. Он получил желаемое, а потом уже без задержек получал все, чего только хотел - море и горы, города и страны, людей, которые бы его окружали, солнце и звездное небо над головой, потому что не хватало у меня сил отказать ему во всем этом. И я давал, давал все без отказа, хотя и начинал понимать уже непоправимость совершаемого. Но вся беда была в том, что я не находил разумных аргументов для отказа. Мне было не жалко подарить ему хоть всю Вселенную - я считал мир, в котором он обитает, существующим лишь в моем сознании, считал, что получаемое им возникает из ничего, из пустоты, из моего воображения, что оно бесплотно и бестелесно, как и мысль, его породившая. Когда же я понял, что это совсем не так, было уже поздно.

Но сначала он исчез, растворился в мире, порожденном моими сновидениями, и я сам, засыпая, переносился в этот мир, так похожий внешне на мир моей реальности, становился на время полноправным его жителем, как и все те миллионы людей, которых помимо моей воли перенесли туда желания дрянного человечишки. Так же, как и они, я жил в этом мире - ел, пил, работал, развлекался, я даже умудрялся спать в этом мире моих сновидений но никогда при этом не терял ощущения нереальности, неправильности всего своего окружения. А мир этот, уже неосознанно для меня самого, все более разрастался, пока не сделался в конце концов действительно бесконечным.

И вот только тогда, проснувшись однажды в своем прежнем, реальном мире, я понял, что же происходит. Это только казалось, что мои уступки дрянному человечишке никому и ничего не стоили, что они существовали лишь в моем воображении. Нет, каким-то непостижимым образом через сознание мое мой прежний реальный, обжитой мир сначала понемногу, а потом все большими частями перекачивался в мир дрянного человечишки, в мир, порожденный его никчемной душонкой с ее никчемными желаниями. Проснувшись как-то утром, я вдруг осознал, что уже давно в реальном своем мире не видел настоящего солнца и настоящего неба - низкие тучи нависли над постаревшим и обветшавшим городом, и с каждым днем сквозь них пробивалось все меньше света. Я смотрел вокруг себя и не узнавал своего города, не узнавал людей, которые населяли его, и даже дом мой, такой привычный и надежный, показался мне вдруг чужим, холодным и неуютным. Я оглядывался вокруг и видел на всем печать ветхости и запустения - так, будто все окружавшее меня за короткий срок съежилось и безмерно постарело. Узкие и плохо освещенные улицы под низким серым небом, старые дребезжащие автомобили, бедно одетые изможденные люди, прижимающиеся к стенам домов - нет, все это было чужим и незнакомым, все это не было родным моим миром!

И тогда пришло озарение. Я все понял - но я ничего уже не мог исправить. Ничего.

Ночью я вновь оказался в мире моих сновидений, и на какое-то время мне даже удалось убедить себя самого в том, что все происшедшее со мной лишь проявление безумия, что мир тот - самый настоящий, реальный мир, существовавший всегда, прочный и неизменный, и его не следует пугаться, что я просто запутался в своих странствиях между сном и реальностью, перепутал действительность и вымысел.

Но нет! Мир этот не был, не мог быть реальным: ведь все в нем носило на себе печать ничтожной душонки дрянного человечишки. Не может быть реальным мир, где глупость и ничтожество торжествуют над разумом, где подлость и предательство приносят прибыль, а благородство и честность одни лишь убытки. Не может быть реальным мир, где самые возвышенные устремления благородного духа неизменно оборачиваются гнусными помыслами дрянного человечишки, подлого, никчемного, неспособного самостоятельно создать хоть что-то даже для поддержания своего же собственного существования и тем не