И все же у Лимонова вырывается: “Я не знаю, сколько мне суждено сидеть за решеткой, — в государстве беззакония, каким является Россия, срок непредсказуем; не знаю, как долго я проживу, но вряд ли будет у меня когда-либо впоследствии опыт тяжелее тюремного”. Это человеческое признание трогает больше, чем привычная героическая поза.
Вообще в книге много удивительных замечаний. “Существование своей тюрьмы у службы безопасности противоречит всем возможным правам человека”. “Военно-репрессивная структура (ФСБ) сама по себе реакционна и неуместна в контексте демократического государства”. Странно слышать слова о “правах человека” и о “демократическом государстве” от автора лозунга “Сталин, Берия, ГУЛАГ”, который скандируют нацболы во время своих акций. Или Лимонов меняет взгляды под влиянием тюрьмы? Одно дело говорить в интервью о проекте будущего России: “Будет континентальная империя от Владивостока до Гибралтара. Тотальное государство. Права человека уступят место правам нации... В своих и во всех прочих рядах будут производиться чистки, чтобы не допустить вырождения правящей верхушки” (“Независимая газета” от 23 мая 1996 года). И совсем другое — ощутить себя объектом чистки.
“Тюрьма учит меня именно тогда, когда я уже думал, что всему научен в мои 58 лет”, — произносит Лимонов. Что ж, перерождение убеждений в заключении — вещь обычная. Но повременим делать поспешные выводы.
Одновременно или почти одновременно с книгой “В плену у мертвецов” Лимонов пишет работу “Другая Россия” — своего рода “Майн кампф”. Вождь отвечает на “настырный” вопрос партийного “пацана”, пробившегося со своим письмом в Лефортовскую тюрьму: “что мы хотим построить?”. Отсюда нарочито облегченный стиль изложения, чтобы не перегружать нетренированные молодые мозги, короткие главы-лекции для удобства публикации в партийной газете “Лимонка” (где книга и была напечатана, а теперь висит на сайте НБП).
Вождь НБП как никто входит в положение “активных пацанов”. На Западе, в СССР и в современной России — им всегда плохо. Тусклые поганые родители, жиреющая мать, пьяный отец, жалкая квартира. Семья — “липкая теплая навозная жижа”. Разве не хочется из нее вырваться? Школа еще хуже. Ничтожные, тупые, дурно пахнущие учителя вбивают в детей никому не нужные знания, а на самом деле — стремятся подавить “естественную агрессивность”. Школа — это “репрессивное учреждение”.
Помимо семьи и школы вас, пацаны, подавляет общество. Молодежь — самый угнетенный класс. Власть и собственность неравномерно распределены между поколениями. “Средний возраст... украл у молодежи ее долю власти и собственности”. Что же делать молодым, энергичным, активным, обделенным? Работать на революцию, которая всегда победа “детей над отцами, молодежи над средним возрастом”. Китайская культурная революция, когда молодые ребята, руководствуясь директивой Мао “огонь по штабам”, “водили по всей стране в шутовских колпаках высших чиновников государства, избивали, плевали, пинали и усылали на перевоспитание в деревню”, — великолепный реванш молодежи.
Должна ли совершаться революция в интересах большинства? Нет. Ведь большинство — ничтожные обыватели, они боятся очистительной крови революции. “Поэтому мы станем ориентировать нашу цивилизацию на агрессивное меньшинство — на маргиналов. Они есть соль земли”.
Должна ли революция восстанавливать справедливость? Нет. “Революция должна быть... несправедлива, когда отнимают, пинают, обижают, изгоняют. Тогда будет достигнута нужная эмоциональная температура в обществе”. Только “всеочищающее насилие” может освободить пространство для нового. Тут мы подходим к решающему моменту — для какого нового? Из Лефортовского замка видятся Лимонову очертания грядущей цивилизации: “Я не только чувствую, что пишу пророческие фразы, я знаю: судьба избрала меня объявить будущее”.
Будущее, которое “объявляет” Лимонов, большинству покажется кровавым кошмаром. Принцип старой цивилизации — принцип труда, обещающий сытую жизнь “умеренно работающего домашнего животного”, — отменяется. “Основным принципом новой цивилизации должна стать опасная, героическая, полная жизнь в вооруженных кочевых коммунах, свободных содружествах женщин и мужчин на основе братства, свободной любви и общественного воспитания детей. Мерзлые города должны быть закрыты, а их население рассредоточено”. “Образование станет коротким и будет иным. Мальчиков и девочек будут учить стрелять из гранатометов, прыгать с вертолетов, осаждать деревни и города, освежевывать овец и свиней, готовить вкусную жаркую пищу и учить писать стихи”.
Как будет поддерживаться производство в цивилизации, где отменены города? И на этот вопрос есть ответ. Сфера производства должна быть ограничена. Зачем строительство, если жить будут в кочевых жилищах? Зачем одежда, если предполагается введение формы на манер коммунистического Китая? “Общество будущего вполне может ограничиться черными джинсами, черными куртками да черными ботинками”. Короче, всех оденут в нацболовскую форму.
Тут возникает еще один вопрос: как именно будет “рассредоточено” население запрещенных городов? А вдруг большинство мужчин не захочет “героической” жизни в кочевых коммунах, а вдруг большинство женщин не пожелают стать общим имуществом коммунаров, рожать в обязательном порядке множество детей во время репродуктивного периода и отдавать малышей на общественное воспитание? (Товарищ Пол Пот относительно недавно столкнулся с некоторыми трудностями, когда “запретил” города, ненужное образование, лишнее производство и разнообразную одежду, в результате появилось много лишних людей, которых пришлось бить по голове мотыгой.) На вопрос нет прямого ответа, но “агрессивный маргинал”, которому и адресовано пророчество вождя, сможет вычислить его сам: “Давно пора отказаться от