Литвек - электронная библиотека >> Туве Марика Янссон >> Современная проза >> Воспоминания о новой стране >> страница 3
целый день думала об этом ожерелье. Ее одолевали смутные мысли об алмазах и бриллиантах. Она не решилась сказать Сири, что ее итальянец — вор и что она носит на шее целое состояние. Она не могла продать ожерелье, чтобы облегчить их жизнь, у нее просто не было выхода. А молчать — это все равно что врать.

Потом для Лючио Марандино настали черные дни. Жалованье Сири улетучилось, и Юханна была вынуждена тратить свои сбережения. Об итальянце они больше не говорили. Для Сири их дом стал местом, где она ела и спала. Теперь она все время ходила хмурая. Выходя из дома по вечерам, она надевала ожерелье. Но в один прекрасный день оно исчезло. Юханна сразу же это заметила. Сири и Майла ей ничего не рассказали, но она перерыла их ящики. Вещи могут многое рассказать о людях. Ожерелья она не нашла. Стало быть, итальянец забрал свой подарок и продал его. Если бы Сири потеряла его, она вела бы себя иначе, а сейчас она делала вид, будто ничего не случилось.

— Майла, она говорила тебе что-нибудь про ожерелье? — спросила Юханна.

— Ничего не говорила.

— Вы что, вовсе не разговариваете друг с другом? О чем вы говорите, когда меня нет дома?

— Да ни о чем не говорим.

Юханна в сердцах закричала:

— Что ты пялишь глаза, как корова безмозглая? Чего вы от меня хотите? Чем недовольны?

— Чего ты разоралась? Я не знаю, с чего ты на меня взъелась.

Им стало нелегко жить вместе. Иногда Юханне приходило в голову, что она могла бы лучше заботиться о сестрах, сделать их счастливее, но не знала, как должна была бы для этого поступить. Дома, в Финляндии, можно было пойти на горушку или в лес, погоревать, а после вернуться домой. Глядишь, никто ничего и не заметит. А в городе хлопнешь дверью или, еще хуже, притворишь ее потихоньку, и все знают, что ты бродишь по улицам, осатанев от этой жизни. Да, все знают, что с тобой творится. А вернешься домой, пытаешься делать вид, будто ничего не случилось, но у тебя это никак не получается.

«И все же я должна как-то помочь Сири, — подумала Юханна, — нельзя дольше это терпеть, она все время сидит и молчит».

Скоро их финское общество устроит очередной праздник года. Все его члены явятся, чтобы вместе повеселиться и рассказать, что они успели сделать за год, потолковать о своих делах. Как же ей быть с младшей сестрой? Что будут говорить о ней? Сири придет со своим итальянцем, они будут сидеть рядом: она — белокурая, он — черноволосый коротышка. Все станут расспрашивать, где он работает, где они живут, задавать кучу назойливых вопросов, от которых хорошего не жди. А идти на праздник финского общества им придется всем троим, ведь она — член правления.

И вот наступил этот важный день. Сири захотела надеть красное платье, которое ей подарил итальянец.

— Но ведь это финский праздник, — сказала Юханна, — самый важный в году. И мы надеваем национальные костюмы в честь нашей родины. Воспоминание о родине — единственное ценное из того, что у нас есть.

Сири вдруг вышла из себя.

— Отстань от меня со своими воспоминаниями! — закричала она. — Ты только и знаешь, что командовать! Оставь эти воспоминания о старой стране для себя! Я хочу жить в новой стране и надеть свое красное платье!

Она упала на пол и заревела. Юханна подняла ее, посадила на кровать и положила ей на лоб мокрое полотенце. Когда Сири успокоилась, Юханна сказала, что она разрешает ей надеть свое красное платье. Мол, все можно уладить, не к чему плакать, лицо распухнет и покраснеет. Итальянец должен видеть ее красивой.

— Я не хочу видеть его, — прошептала Сири и снова заплакала.

— Майла, сходи в аптеку, — велела Юханна, — и купи чего-нибудь успокоительного. Возьми с собой словарь.

Вечером они пошли в финское общество. Лицо у Сири было красное, а глаза казались совсем крошечными. Она держала себя почти вызывающе и уже в коридоре начала болтать всякий вздор, все время ища его глазами, но он все не появлялся. Финское общество помещалось в школе, в восточной части города, и гости сидели по двое за партами. На сцене, украшенной белой и голубой тканью и еловыми ветками, горели свечи. Он пришел в последний момент перед самым началом торжества и сел на свободное место рядом с Сири. Юханна и Майла сидели сзади них. Юханна смотрела на его маленький жирный курчавый затылок и думала: «Он — плохой человек. Почему же он такой по-детски пухленький, в нем есть что-то ребячливое».

Оркестр заиграл национальный гимн, и все встали, Лючио Марандино — чуть позже других. «Странно, — подумала Юханна, — они оба толстенькие, и в обоих что-то ребяческое. Если у них родится ребенок, он будет толстый, как поросенок…» Все снова сели. Сири поглядывала по сторонам, желая увидеть, какое впечатление произвел на присутствующих ее итальянец. Левую руку она положила на крышку парты так, чтобы все видели ее обручальные кольца. Он был в финском обществе впервые. Время от времени Сири прижималась к нему, желая показать, что он принадлежит ей.

— Майла, ты видишь, как она себя ведет? — шепнула Юханна. — Не разговаривай с ней сегодня, я сама ей все выскажу.

Майла пристально посмотрела на сестру, а потом, как ни в чем не бывало, отвернулась.

После доклада и хорового пения, все вышли в коридор, где подавали кофе и сок. Сири и ее муж не подошли к столу, а уединились в гардеробе.

— А ты не хочешь выпить кофе? — спросила Юханна по-фински.

— Нет, спасибо, мы ничего не хотим.

— Если ты будешь прятаться здесь, в гардеробе, то не сможешь поговорить с людьми. Нечасто доводится тебе говорить на родном языке, кроме как у нас дома.

— Я разговариваю с Лючио! — вызывающе ответила Сири, словно искала ссоры.

— Смотри останешься одна. Им он не понравился, — сказала Юханна.

Она пожалела о сказанном, но было уже поздно.

— Это есть очень финский праздник, — сказал на плохом английском Лючио Марандино.

Взгляд его колючих глаз говорил, что он прекрасно все понимает.

— Он хочет сказать, что ничего интересного этом празднике нет, одна скучища, — добавила Сири, — И он абсолютно прав. По мне, так это старичье из финского общества — ужас какие зануды!

— Не срамись, — укорила ее Юханна, — Не смей реветь. Вот тебе носовой платок. Ступай в туалет, вымой лицо и успокойся.

Сири взяла платок и пошла в туалет.

«Плохо дело, — думала Юханна, — Сири смеется над нашим обществом. Единственная связь с домом, который мы покинули, для нее ничего не значит. А ведь только здесь мы можем раз в месяц говорить со всеми на родном языке. Спросить: „А ты помнишь?“ Нет, она откололась от всех со своим итальянцем, с которым она и говорить-то не может, с этим жуликом. Что он понимает в нашей жизни!»

Юханна повернулась к