сжала руками живот, словно он у нее болел, лицо застыло, она отвернулась, опустив подбородок.

— Но ведь ты добрый человек. Откуда у тебя могут быть угрызения совести?

— Вот именно, — побледнев, ответила Фрида. — Я никогда ничего никому не делала, абсолютно ничего.

— А почему?

Мария пристально посмотрела на нее.

— Может, у меня не хватало смелости… Не знаю…

В комнату вошла фру Хермансон, она задвинула штору, заперла дверь веранды и пожелала им доброй ночи. Они слышали, как она ходит по кухне и запирает двери. Мария налила в стакан немного чистого виски.

— Выпей, — сказала она, — залпом, как лекарство. Сразу почувствуешь себя лучше.

Фрида уставилась на стакан, протянула руку и вдруг заплакала, надрывно всхлипывая:

— Извини меня, это просто ужасно… Так мучительно… Но ты очень добра ко мне, я даже не понимаю почему…

Мария сидела с каменным лицом. Когда Фрида успокоилась, Мария сказала ей:

— Теперь выпей. А потом пойдем спать, ты Устала, в этом все дело. Прими перед сном аспирин.

Туман рассеялся, и летнее ночное небо стало темно-синим. Мария лежала и штудировала свою роль. Она медленно и старательно читала реплики кузины Фриды, стараясь как можно точнее подражать ей. Роль была большая, отличная. Но очень трудная. Только теперь она поняла, что женщина, роль которой ей предстояло играть, была не просто безвольной и заурядной, она обладала редкими качествами — естественной добротой, робкой, застенчивой щедростью души. Это отражалась в ее улыбке, воспроизвести которую Мария не могла.

«А как живет кузина Фрида? Чем она занимается? Я ничего не знаю о ней…»

Мысли в голове Марии смешались, и она отложила блокнот. Внезапно тишина дома показалась ей гнетущей, ее охватило непонятное беспокойство. Она отворила дверь на лестницу. Под дверью комнаты, где спала гостья, полоски света не было. Фрида спала. А может быть, она лежит и плачет? Мария подошла ближе и прислушалась. Никаких звуков. Она вздохнула с облегчением.

«Вообще-то говоря, жаль, что пришлось вызывать фру Хермансон. Ну да ладно. Надо будет позволить кузине Фриде зачинить несколько простыней. Может быть, не завтра. Но скоро. И, пожалуй, рассказать ей что-нибудь, какую-нибудь театральную историю. Такие люди, как она, это любят».