Литвек - электронная библиотека >> Станислав Васильевич Мелешин и др. >> Советская проза >> Каменный пояс, 1977 >> страница 98
сетовать потом на давление родственников. Давление мы оказывать не хотим. Но после Вашего хорошего письма мне хочется убедить Вас: перебирайтесь в Москву. Вам грозит опасность закиснуть в уездном. А здесь скорее найдете время и возможность «улыбаться и радоваться»! Жизнь чудовищно безобразна, но в центре есть абсолютные ценности: наука, искусство и т. д. Заняты Вы будете только три часа в день. Многие уверяют, что зав. консультацией легко может приобрести практику. Боюсь, не малая доля в Ваших колебаниях той «безупречности», которой я в Вас боюсь. Не Ваша специальность. Но ведь Вы не настолько невежественны, чтоб не иметь право взяться за лечение и детских болезней. Вы были врачом, практиковавшем в деревне. Но я уже принялась уговаривать. А это в мои обязанности не входит. Решайте сами. Помощь родственников не должна быть тягостной, потому что в свое время Вы им помогали. Это только услуга за услугу. Валя приехал. Втянулся уже в литературную работу в Москве. Служит, пишет. Устроились мы отлично. Живем ладно. Ни разу не ругались. Одним словом, по-настоящему в семье. Мы оба с Валей нисколько не раскаиваемся, что рискнули, откликнулись на зов Вас. Пав. и перекочевали в Москву.

Ну, пока все. Низко кланяюсь Елизавете Ивановне и целую маленькую Лилю.

Л. Сейфуллина.

Валя писать письмо ленится. Кланяется вам и Вашим».

На письме Лидии Николаевны приписка, сделанная Борисом, братом В. Правдухина:

«4/XII-23 г. Москва.

Милый Кока!

Письмо твое получено, ждали тебя или последних и окончательно выясняющих вестей, но не дождались. Видимо, ты решил определенно и не хочешь только об этом писать…

Целую, Борис».

4
«Николай Павлович!

…мы не раскаиваемся, что перебрались в Москву, но я иногда ощущаю, что шум и дрязги соратников отрывают от дела, вносят нездоровый интерес к личности писателей, в ущерб интересу к их творчеству. Со мной продолжают «цацкаться». Это тоже вредно. Мы посылаем Вам книги, но боюсь, что нет таких, какие удовлетворили бы Вас. И из современников пока никого не могу указать такого, чтобы Вам понравился. Свое не посылаю. Только после первого все вновь написанное выйдет из печати. Я знаю, что хвалить Вы не будете. Мы с Вами люди разного восприятия. Но если хотите прочитать, пришлю. О жизни нашей Боря расскажет подробней и объективней. Я часто нервничаю, брюзжу, но иногда спохватываюсь и с ужасом ощущаю, что я счастлива. Но короткий у каждого срок счастья. Это особенно остро ощущаешь, когда услышишь о смерти кого-нибудь, кого знал, часто видел. Вот вчера ночью нам сообщили по телефону, что умер от разрыва сердца писатель Неверов. Два дня назад мы вместе с ним получали деньги в Госиздате. Он был доволен получкой, мелочно суетлив и заботился о житейском: просил Валю написать о нем отзыв.

Два дня, и кончена житейская его топотня. Конец печалям и радостям. А он не знал и не ценил их, как все мы не ценим. А в такие минуты мудрого просветления будто освежается внимание к людям, милым смертным людям. И особенно к друзьям и родным. Поэтому и к Вам, брату самого близкого мне человека, у меня сегодня большое теплое чувство. И я бы хотела много и дружески с Вами разговаривать. Но меня торопят: Боря спешит на вокзал. Крепко жму Вашу руку. Поцелуйте Елизавету Ивановну и Лилю.

Л. Сейфуллина

25-го декабря 1923 г.»

Примечания.
В тексте встречаются:

Матушка (13/IV—23), «мама» (19/V—25), — Анна Нестеровна Правдухина, мать Валериана Павловича.

Батюшка (13/IV—23) — Павел Иванович Правдухин, отец Валериана Павловича Правдухина.

Боря (19/V—25), (4/XII—23), (26/XII—23) — младший брат Валериана Павловича Правдухина.

Василий Павлович — брат Валериана Павловича.

Инна Львовна (19/V—25) — Некрасова-Розен, первая жена Василия Павловича Правдухина.

Сережа (19/V—25) — сын Инны Львовны, одно время жил в семье Валериана Павловича Правдухина (тогда подросток).

Зинаида Рихтер — хорошая знакомая Лидии Николаевны и Валериана Павловича Правдухина.

В письме от 19/V—25 года речь идет о конвертах с иностранными марками. Лидия Николаевна собирала их для учеников Анны Ивановны Цвисс и вдруг потеряла. Обе были очень расстроены. Потом Сейфуллина все же марки прислала.

В письме от 4 декабря 1923 года речь идет о возможном переезде моего отца в Москву. Но он, действительно, принял решение — не переезжать в Москву, так как любил свою нелегкую профессию врача-невропатолога. Мечтал заняться психиатрией, что и осуществил, переехав в 1926 году в Оренбург. Литературу он любил по-настоящему, но сам писал от случая к случаю, чему Л. Н. Сейфуллина всегда возмущалась. Легко увлекающаяся, она, порой, в каждом была готова видеть литератора и просто не мыслила, что человек может иметь какое-то другое призвание. Категоричная, резкая, прямая, она часто заявляла: «Литература — превыше всего!». И уже в старости, незадолго до смерти говорила мне, возмущаясь: «Вот не захотел, поленился твой отец стать писателем!», и глаза ее по-молодому гневно сверкали.

Письмо от 25 декабря 1923 года и книги посланы «с оказией» — с братом Николая Павловича и Валериана Павловича — Борисом.

ВЯЧЕСЛАВ ТИМОФЕЕВ ЕСЕНИН И ЛИТЕРАТУРНОЕ ЗАУРАЛЬЕ

Сергей Есенин был очень чуток в дружбе с поэтами и писателями, особенно с теми, кто шел в литературу с русских окраин.

В 1918 году, рецензируя сборники пролетарских писателей, он поощрительно отозвался о стихотворениях Кондратия Кузьмича Худякова, напечатанных в «Сборнике пролетарских писателей» под редакцией А. М. Горького, А. Серебрякова, А. Чапыгина (изд. «Парус», 1917):

«…Узоры у некоторых, как например, у Кондратия Худякова, попадаются иногда довольно красивые и свежестью своей не уступают вырисовке многих современных мастеров:

Бабушка вздула светильню,
Ловит в одежине блох,
«Бабушка, кто самый сильный
В свете?» — «Сильнее всех бог!»
Лепится кошкой проворной
На стену тень от огня.
«Бабушка, кто это черный
Смотрит в окно на меня?»
Но, — продолжал Есенин, — это только узор. Того масла, которое теплит душу огнем более крепких поэтических откровений, нет и у Худякова. Он только лишь слабым крючком вывел первоначальную линию того орнамента, который учит уста провожать слова с помазанием».

Стихи Худякова увели Есенина в рассуждения о соотношении искусства, творчества и «нового на земле быта». Возможно, что Есенин и ранее читал стихи Худякова, печатавшиеся в дооктябрьской «Правде», где были и стихи С. Есенина. К. Худяков рано