- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (16) »
выходит.
Еду в обком, Илларион. В обком... А ты, вот что, прочти пока мою объяснительную записку. Может, замечания будут, на полях пометь. Бекетов. Да что после тебя исправлять? Привалов. А ты почитай, почитай. (Подает записку Бекетову, сам идет к двери, останавливается на пороге.) Прочтешь — в стол положи. Приедет Шатров — займи его. (Уходит.)
Бекетов остается один. Заходил по кабинету, сдерживая, и не в силах сдержать волнение. Подходит к окну, затем к другому. Подходит к столику с деталями, подбрасывает одну из них на ладони и снова ставит на место. Подходит к столу Привалова, садится, пытается читать объяснительную записку. Не читается... Левой рукой перебирает цветные карандаши, нож для резания бумаги, звонок, который случайно и нажимает. Входит Звенигородская.
Звенигородская. Слушаю, Илларион Николаевич. Бекетов (растерянно). А что такое? Звенигородская. Вы звонили... Бекетов. Простите, Анна Романовна, случайно нажал — и вот (улыбаясь) пережал, наверно. Звенигородская. Пришел комендант с монтером. Вентилятор исправить хотят... Бекетов. А, пусть, пусть... (Поднимается.) Да я, пожалуй, к себе пойду... Впрочем... (Садится.) Впрочем, они мне не помешают. Пусть заходят.
Звенигородская выходит. Входят Остроушко и монтер Паша.
Остроушко. Я считаю, Илларион Николаевич, день добрый. Бекетов. День добрый, Захар Ефимыч. (Монтеру.) Здравствуйте. (Подчеркнуто демократично пожимает руку.) Остроушко (монтеру). Ты вот что, Паша, я считаю, пошуруй малость. (Бекетову.) Не помешаем? Бекетов. Нисколько.
Монтер работает.
Остроушко. Вот ведь штука, вентилятор... Жаркий день — прохлада. Газон, я считаю... А вот авария — и нет газону... Бекетов (улыбаясь). Озона, Захар Ефимович. Газон — это трава, гладко подстриженная трава. Остроушко. Гладко — это здорово. Интересно. Так говорите, озон? Интересно. Так вот, замыкание — и нет газону... Ветра нету, дуновения, я считаю... Бекетов (перейдя в кресло, стараясь читать записку). Да? Именно... Нет дуновения... Остроушко. Техника, она, как говорят, на грани... А что, Илларион Николаевич, машины наши — это фантастика? Вы как считаете? Бекетов. Почему же фантастика? Остроушко. Так ведь стоят на полях? Бекетов. А ты откуда знаешь? Остроушко. Весь завод знает. Бекетов. Так уж и весь? Остроушко. Конвейер стоит. Слух по заводу нехороший. Нормы перевыполняли, премии, передовиками были. А куда все это? Коту под хвост, я считаю... Депрессия. Бекетов (смеясь). Что, что? Остроушко. Ну, безобразия, одним словом. Обижается народ, работали, трудились и вдруг такое происшествие. Паша. Это верно, обидно. Остроушко. Паша, твое дело — вентилятор. Критику не наводи. Бекетов. А тебе можно, Захар Ефимыч, наводить критику? Остроушко. А чего ж нет, я комендант. Бекетов (понимающе). А-а, да. Тебе можно. Остроушко. Придется ответ держать. Бекетов. Придется, Захар Ефимович, придется. Остроушко. Ответ — не обед, не разгуляешься. Паша (включая вентилятор). Готово, Захар Ефимович. Остроушко. Простая вещь — техника. (Любуется вентилятором.) Всю жизнь уважение к ней имел. Бекетов. А чего ж в коменданты пошел? Шел бы в технику. Остроушко. Уважал и опасался, Илларион Николаевич, (Останавливает вентилятор.) Сергея Ивановича прохладой обеспечили на все сто процентов. Бекетов. Зачем остановили? Или для меня энергии жалко? Остроушко. Зачем, Илларион Николаевич, жалко? К чему обидные слова говорите? Я считаю, энергии у нас хватит, тем более — конвейер стоит. Девать некуда энергию. Что вентиль? Для вас мельницу ветряную можно пустить, нехай обдувает. А вы — жалко! (Монтеру.) Пошли, Паша. (На пороге.) Я считаю, как ваше здоровье, Илларион Николаевич? Язвочка ваша? Бекетов. Зажила... Остроушко. Во, Паша. Минеральные воды! Техника! (Уходит с монтером.) Бекетов (неопределенно). Язвочка... (Пытается читать.)
Входит Звенигородская.
Звенигородская. Приехал товарищ Шатров, из министерства. Бекетов. Что ж вы там его держите? (Быстро выходит из-за стола, широко раскрывает дверь.) Прошу, прошу вас, Евгений Федорович... Прошу!
Входит Шатров. Звенигородская выходит.
Илларион Николаевич Бекетов. Главный инженер завода. Шатров. Шатров. Бекетов. А мы вас ждали. Шатров. Лучше б не ждали. Бекетов. Да, такая печальная ситуация. Шатров. Привалов на заводе? Бекетов. В обкоме. Должен скоро вернуться, Евгений Федорович. Да мы поторопим. (Открывает дверь.) Анна Романовна, позвоните в обком товарищу Кутасину, скажите Сергею Ивановичу, что Евгений Федорович Шатров приехал. (Закрывает дверь.) Прошу присаживаться. (Достает коробку папирос.) Прошу. Шатров. Спасибо, не курю. Бекетов. А я, знаете, закурил после излечения язвы. (Прячет папиросы, не закурив.) Шатров. Вы, говорят, тяжело болели? Бекетов. Да, понимаете. Целых два месяца пришлось лечиться в Железноводске. И как раз эти два месяца! Приступ был, обострение. (Присматриваясь к Шатрову.) Но это не снимает с меня ответственности... Шатров. Мне сказали, что Привалов отпустил вас в Железноводск? Бекетов (радостно). Да он просто выпроводил меня! Что вы сказали? Шатров. Нет, ничего... Но что же все-таки произошло? Бекетов. Ошибка, обидная ошибка. Но мы ее допустили — и мы будем отвечать. И в первую очередь я. Хотя юридически меня на заводе не было, и фактически, конечно, но, однако, я не думаю, чтобы с Сергея Ивановича можно было слишком строго спрашивать. Он прекрасный директор, правда, так сказать, пооторвался, ну, не пооторвался, а отошел немного от производства. Не всегда слушал правильные советы... Шатров. Какие, например? Бекетов. Разные, Евгений Федорович, разные! Но вы знаете, это совершенно замечательный человек! Шатров. Кто? Бекетов (удивлен). Как — кто? Привалов! Сергей Иванович! Его у нас на заводе очень, очень любят. Он премии дает и довольно широко. Не всегда заслуженно, но — премии! Умеет выделить человека среди остальных, не всегда правильно, но умеет. Чудесный человек! Боюсь, его личное обаяние не давало и мне увидеть иногда его действительные ошибки. Обаятельный человек, настоящая русская натура! Шатров. У вас немного необычная манера разговора, я как-то не привык... Бекетов. Да уж, мы провинциалы, Евгений Федорович... Шатров. У нас такое впечатление, что Привалов, как директор завода, этому новому заказу уделял мало внимания. Бекетов. Да что вы? Что вы? Он отдавал заказу все свое время... остававшееся от партийных, общественных и
Еду в обком, Илларион. В обком... А ты, вот что, прочти пока мою объяснительную записку. Может, замечания будут, на полях пометь. Бекетов. Да что после тебя исправлять? Привалов. А ты почитай, почитай. (Подает записку Бекетову, сам идет к двери, останавливается на пороге.) Прочтешь — в стол положи. Приедет Шатров — займи его. (Уходит.)
Бекетов остается один. Заходил по кабинету, сдерживая, и не в силах сдержать волнение. Подходит к окну, затем к другому. Подходит к столику с деталями, подбрасывает одну из них на ладони и снова ставит на место. Подходит к столу Привалова, садится, пытается читать объяснительную записку. Не читается... Левой рукой перебирает цветные карандаши, нож для резания бумаги, звонок, который случайно и нажимает. Входит Звенигородская.
Звенигородская. Слушаю, Илларион Николаевич. Бекетов (растерянно). А что такое? Звенигородская. Вы звонили... Бекетов. Простите, Анна Романовна, случайно нажал — и вот (улыбаясь) пережал, наверно. Звенигородская. Пришел комендант с монтером. Вентилятор исправить хотят... Бекетов. А, пусть, пусть... (Поднимается.) Да я, пожалуй, к себе пойду... Впрочем... (Садится.) Впрочем, они мне не помешают. Пусть заходят.
Звенигородская выходит. Входят Остроушко и монтер Паша.
Остроушко. Я считаю, Илларион Николаевич, день добрый. Бекетов. День добрый, Захар Ефимыч. (Монтеру.) Здравствуйте. (Подчеркнуто демократично пожимает руку.) Остроушко (монтеру). Ты вот что, Паша, я считаю, пошуруй малость. (Бекетову.) Не помешаем? Бекетов. Нисколько.
Монтер работает.
Остроушко. Вот ведь штука, вентилятор... Жаркий день — прохлада. Газон, я считаю... А вот авария — и нет газону... Бекетов (улыбаясь). Озона, Захар Ефимович. Газон — это трава, гладко подстриженная трава. Остроушко. Гладко — это здорово. Интересно. Так говорите, озон? Интересно. Так вот, замыкание — и нет газону... Ветра нету, дуновения, я считаю... Бекетов (перейдя в кресло, стараясь читать записку). Да? Именно... Нет дуновения... Остроушко. Техника, она, как говорят, на грани... А что, Илларион Николаевич, машины наши — это фантастика? Вы как считаете? Бекетов. Почему же фантастика? Остроушко. Так ведь стоят на полях? Бекетов. А ты откуда знаешь? Остроушко. Весь завод знает. Бекетов. Так уж и весь? Остроушко. Конвейер стоит. Слух по заводу нехороший. Нормы перевыполняли, премии, передовиками были. А куда все это? Коту под хвост, я считаю... Депрессия. Бекетов (смеясь). Что, что? Остроушко. Ну, безобразия, одним словом. Обижается народ, работали, трудились и вдруг такое происшествие. Паша. Это верно, обидно. Остроушко. Паша, твое дело — вентилятор. Критику не наводи. Бекетов. А тебе можно, Захар Ефимыч, наводить критику? Остроушко. А чего ж нет, я комендант. Бекетов (понимающе). А-а, да. Тебе можно. Остроушко. Придется ответ держать. Бекетов. Придется, Захар Ефимович, придется. Остроушко. Ответ — не обед, не разгуляешься. Паша (включая вентилятор). Готово, Захар Ефимович. Остроушко. Простая вещь — техника. (Любуется вентилятором.) Всю жизнь уважение к ней имел. Бекетов. А чего ж в коменданты пошел? Шел бы в технику. Остроушко. Уважал и опасался, Илларион Николаевич, (Останавливает вентилятор.) Сергея Ивановича прохладой обеспечили на все сто процентов. Бекетов. Зачем остановили? Или для меня энергии жалко? Остроушко. Зачем, Илларион Николаевич, жалко? К чему обидные слова говорите? Я считаю, энергии у нас хватит, тем более — конвейер стоит. Девать некуда энергию. Что вентиль? Для вас мельницу ветряную можно пустить, нехай обдувает. А вы — жалко! (Монтеру.) Пошли, Паша. (На пороге.) Я считаю, как ваше здоровье, Илларион Николаевич? Язвочка ваша? Бекетов. Зажила... Остроушко. Во, Паша. Минеральные воды! Техника! (Уходит с монтером.) Бекетов (неопределенно). Язвочка... (Пытается читать.)
Входит Звенигородская.
Звенигородская. Приехал товарищ Шатров, из министерства. Бекетов. Что ж вы там его держите? (Быстро выходит из-за стола, широко раскрывает дверь.) Прошу, прошу вас, Евгений Федорович... Прошу!
Входит Шатров. Звенигородская выходит.
Илларион Николаевич Бекетов. Главный инженер завода. Шатров. Шатров. Бекетов. А мы вас ждали. Шатров. Лучше б не ждали. Бекетов. Да, такая печальная ситуация. Шатров. Привалов на заводе? Бекетов. В обкоме. Должен скоро вернуться, Евгений Федорович. Да мы поторопим. (Открывает дверь.) Анна Романовна, позвоните в обком товарищу Кутасину, скажите Сергею Ивановичу, что Евгений Федорович Шатров приехал. (Закрывает дверь.) Прошу присаживаться. (Достает коробку папирос.) Прошу. Шатров. Спасибо, не курю. Бекетов. А я, знаете, закурил после излечения язвы. (Прячет папиросы, не закурив.) Шатров. Вы, говорят, тяжело болели? Бекетов. Да, понимаете. Целых два месяца пришлось лечиться в Железноводске. И как раз эти два месяца! Приступ был, обострение. (Присматриваясь к Шатрову.) Но это не снимает с меня ответственности... Шатров. Мне сказали, что Привалов отпустил вас в Железноводск? Бекетов (радостно). Да он просто выпроводил меня! Что вы сказали? Шатров. Нет, ничего... Но что же все-таки произошло? Бекетов. Ошибка, обидная ошибка. Но мы ее допустили — и мы будем отвечать. И в первую очередь я. Хотя юридически меня на заводе не было, и фактически, конечно, но, однако, я не думаю, чтобы с Сергея Ивановича можно было слишком строго спрашивать. Он прекрасный директор, правда, так сказать, пооторвался, ну, не пооторвался, а отошел немного от производства. Не всегда слушал правильные советы... Шатров. Какие, например? Бекетов. Разные, Евгений Федорович, разные! Но вы знаете, это совершенно замечательный человек! Шатров. Кто? Бекетов (удивлен). Как — кто? Привалов! Сергей Иванович! Его у нас на заводе очень, очень любят. Он премии дает и довольно широко. Не всегда заслуженно, но — премии! Умеет выделить человека среди остальных, не всегда правильно, но умеет. Чудесный человек! Боюсь, его личное обаяние не давало и мне увидеть иногда его действительные ошибки. Обаятельный человек, настоящая русская натура! Шатров. У вас немного необычная манера разговора, я как-то не привык... Бекетов. Да уж, мы провинциалы, Евгений Федорович... Шатров. У нас такое впечатление, что Привалов, как директор завода, этому новому заказу уделял мало внимания. Бекетов. Да что вы? Что вы? Он отдавал заказу все свое время... остававшееся от партийных, общественных и
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (16) »