поверх кучи демонически скалилась золотая маска, усеянная драгоценными камнями.
Вдруг обутая в солдатский ботинок нога разбросала пыль, к маске протянулась рука. Мгновение полюбовавшись ценной находкой, наемник украдкой сунул ее в ранец. Теперь он может уйти от дел, бросить ремесло солдата удачи и жить в счастье и достатке до самого конца жизни — какой бы долгой она ни оказалась.
Неделю спустя Александер подъехал к дому Уилкинсонов. Его рука все еще висела на перевязи, но знакомый доктор Уильямса поработал на славу. Еще неделька-другая, и можно будет снова ею пользоваться. — Сдачи не надо, — сказал Александер, протягивая таксисту полсотни долларов. — Заметано, командир! — воскликнул таксист. — Эй, может, мне подождать вас тут поблизости? — Нет, заедь за мной через часок. Хотя нет, лучше даже через три. — По рукам. Александер пошел по дорожке, ведущей к крыльцу, но на полпути вдруг задержался, привлеченный видом отпечатка раздвоенного копыта в земле у дорожки — выжженного, словно тавро, и почти заросшего молодой травой. Взойдя на крыльцо, журналист набрал в грудь побольше воздуха и позвонил. Дверь открыла женщина. — Миссис Уилкинсон? — осведомился Александер. — Да? — Меня зовут Ричард Александер, я работаю в «Кларионе». Я хотел бы поговорить с вами о вашем сыне. — Когда же вы, репортеры, оставите нас в покое?.. — начала миссис Уилкинсон. — Вы неправильно поняли, мэм, — прервал ее Александер. — Я знаком со Стивом, и ваша дочь может это подтвердить. Я привез вам звуковое письмо от него. — Ох… О, пожалуйста… проходите. — Спасибо, мэм.
Неделю спустя Александер подъехал к дому Уилкинсонов. Его рука все еще висела на перевязи, но знакомый доктор Уильямса поработал на славу. Еще неделька-другая, и можно будет снова ею пользоваться. — Сдачи не надо, — сказал Александер, протягивая таксисту полсотни долларов. — Заметано, командир! — воскликнул таксист. — Эй, может, мне подождать вас тут поблизости? — Нет, заедь за мной через часок. Хотя нет, лучше даже через три. — По рукам. Александер пошел по дорожке, ведущей к крыльцу, но на полпути вдруг задержался, привлеченный видом отпечатка раздвоенного копыта в земле у дорожки — выжженного, словно тавро, и почти заросшего молодой травой. Взойдя на крыльцо, журналист набрал в грудь побольше воздуха и позвонил. Дверь открыла женщина. — Миссис Уилкинсон? — осведомился Александер. — Да? — Меня зовут Ричард Александер, я работаю в «Кларионе». Я хотел бы поговорить с вами о вашем сыне. — Когда же вы, репортеры, оставите нас в покое?.. — начала миссис Уилкинсон. — Вы неправильно поняли, мэм, — прервал ее Александер. — Я знаком со Стивом, и ваша дочь может это подтвердить. Я привез вам звуковое письмо от него. — Ох… О, пожалуйста… проходите. — Спасибо, мэм.