Догадка моя подтверждалась. Шантаж.
Что предпринять дальше? Чего стоили мои «драгоценные» выводы? Да ровным счетом ничего. Прямых доказательств у меня не было. Если бы Келсо оставил хоть одну прямую улику, тогда моя версия почти наверняка убедила бы присяжных. Впрочем… улика была: визитная карточка! Но эта единственная улика одновременно доказывала его полную невиновность. Тотмен просто посмеется надо мной. Я задумался, а не удастся ли мне самому посмеяться над ним…
Я сел в автобус и отправился в Реджент-Парк, чтобы детально обдумать там сложившуюся ситуацию. И тут, очутившись у Ганноверской террасы, я увидел Робертса.
«Хелло, молодой человек! Каким ветром вас сюда занесло?» «Хелло, мой сержант, — усмехнулся он. — Я только что беседовал со своим однокашником — камердинером сэра Вильяма Келсо. По мнению Тотмена, он должен был хорошо знать Мертона. Как говорится, между ними, камердинерами…» «Вернулся ли инспектор Тотмен?» — спросил я. Роберте вытянулся в струну и ответил: «Никак нет, сержант Мортимер, возвращение инспектора Тотмена из Лезерхеда, графство Суррей, ожидается не ранее чем сегодня к ночи». Вряд ли можно было сердиться на мальчишку. Он никого не уважал, но был славным парнем. И глаз у него был острый, как у ястреба. Он видел все и не забывал ничего… Я сказал: «Вот уж не знал, что сэр Вильям проживает где-то поблизости». Роберте показал через дорогу: «Видите пышный особняк? Пять минут тому назад вы бы застали меня на кухне за беседой с прислугой, по мнению которой Мертон — это городишко в Суррее. Да так оно и есть, впрочем». У меня внезапно возникла сумасшедшая идея. «Так вот, теперь мы отправимся туда вместе, — сказал я. — Я собираюсь нанести визит сэру Вильяму и хочу, чтобы вы были под рукой. Впустят ли они вас на кухню снова или вы им надоели?» «Мой сержант, там все без ума от меня. Когда я уходил, они хором вздыхали: „Неужели вы должны уже нас покинуть?“» Мы говорили в Ярде: «Убивший однажды навсегда остается убийцей». Возможно, именно поэтому у меня возникло желание, чтобы молодой Роберте находился в пределах досягаемости. Ведь я собирался выложить сэру Вильяму Келсо все начистоту. Я видел его только раз, но у меня сложилось впечатление, что он относится к тому типу людей, которые вполне способны убить, но вряд ли способны лгать… Подойдя к калитке, я стал рыться в бумажнике, ища визитную карточку. К счастью, одна отыскалась. На ней было несколько чернильных пятен. Робертс, который ничего не пропускал мимо, заметил: «Лично я всегда пользуюсь промокательной бумагой». И, посвистывая, пошел дальше. Я вручил служанке мою карточку и спросил, сможет ли сэр Вильям принять меня. В этот же момент Робертс подмигнул ей и указал на боковую дверь. Ему она кивнула, а меня пригласила войти. Робертс сошел вниз, на кухню. Так я чувствовал себя в большей безопасности. Сэр Вильям был крупный мужчина, примерно такой, как я. Вертя в пальцах мою карточку, он сказал: «Итак, сержант, чем могу быть полезен? — Он говорил вполне дружелюбно. — Садитесь, пожалуйста». «Пожалуй, я постою, сэр Вильям… — ответил я. — Мне хочется задать вам всего лишь один вопрос, если разрешите». «Бога ради», — ответил он, не проявляя особого интереса. «Когда вам стало известно, что Перкинс шантажирует леди Хедингем?» Он стоял перед огромным письменным столом, а я — напротив. Перестав вертеть мою карточку, он замер, наступила неловкая тишина… «Это ваш единственный вопрос?» — наконец спросил он. Что меня удивило, так это его голос — такой же спокойный, как прежде. «Пожалуй, еще один… Есть ли у вас дома пишущая машинка?» Сэр Вильям глубоко вздохнул, бросил мою визитную карточку в корзину для бумаг и отошел к окну. Он стоял спиной ко мне, погруженный в раздумья. Затем он резко повернулся, и, к моему удивлению, я увидел на его лице дружелюбную улыбку. «Я думаю, нам лучше присесть», — сказал он. Так мы и сделали. «У меня есть пишущая машинка, которой я иногда пользуюсь, — начал он. — Смею думать, что и вы тоже пользуетесь машинкой». «Да», — ответил я. «И еще тысячи других людей — включая, быть может, убийцу, которого вы разыскиваете», — продолжал он. «Тысячи людей, включая убийцу», — согласился я. Он заметил различие в наших словах и улыбнулся. Я сказал «людей», а не «других людей». И я не сказал «разыскиваемого» убийцу. Потому что уже нашел его. «И к тому же, — продолжал я, — на машинке был напечатан текст поздравительного послания». «Было ли в нем что-то примечательное?» — спросил он. «Нет, не считая того, что написано оно было эзоповским языком». «Мой дорогой юноша, Эзоп здесь ни при чем, ведь это простое поздравление ко дню рождения — любой бы написал его так», — возразил он. «Любой представитель вашего сословия, сэр Вильям, который знал бы вас обоих. И больше никто… Вот завтра день рождения инспектора Тотмена… („Которым он все уши нам прожужжал, черт бы его побрал“, — добавил я про себя.) И если я пошлю ему бутылку виски, то молодой Робертс — это наш констебль, вы могли его видеть, он ожидает меня внизу (по-моему, я достаточно ловко дал ему понять, что я не один), — этот Робертс мог бы свободно угадать текст моего поздравления, как мог бы это сделать любой у нас в Ярде, кто знает нас обоих. А вот вы не смогли бы угадать этот текст, сэр Вильям!» Он смотрел сквозь меня невидящим взором. Я спрашивал себя, о чем он думает. Наконец он произнес: «Вы, вероятно, написали бы так: „Долгой жизни и всех благ, с наилучшими пожеланиями от восхищенного…“» Это было непостижимо. Во-первых, то, что он действительно обдумывал это, когда у него были более серьезные проблемы, над которыми стоило бы призадуматься, а во-вторых, что у него действительно все очень складно получилось. Это «от восхищенного» означало, что он изучил Тотмена так же, как сейчас изучает меня, и догадался, как бы я подольстил своему начальнику. «Вот видите, — он улыбнулся, — это совсем нетрудно. И тот факт, что воспользовались моей карточкой, является сам по себе убедительным доказательством моей невиновности, не так ли?» «Для присяжных — пожалуй, — сказал я, — но не для меня». «Я надеюсь, что смогу убедить вас… — пробормотал он. — Так что же вы собираетесь делать?» «Я собираюсь, разумеется, представить свою версию завтра же инспектору Тотмену». «О! Великолепный сюрприз для него ко дню рождения. И что, по-вашему, он предпримет?» Тут он меня поддел, причем преднамеренно. «По-моему, ВЫ тоже знаете его, сэр», — сказал я.
«Хелло, молодой человек! Каким ветром вас сюда занесло?» «Хелло, мой сержант, — усмехнулся он. — Я только что беседовал со своим однокашником — камердинером сэра Вильяма Келсо. По мнению Тотмена, он должен был хорошо знать Мертона. Как говорится, между ними, камердинерами…» «Вернулся ли инспектор Тотмен?» — спросил я. Роберте вытянулся в струну и ответил: «Никак нет, сержант Мортимер, возвращение инспектора Тотмена из Лезерхеда, графство Суррей, ожидается не ранее чем сегодня к ночи». Вряд ли можно было сердиться на мальчишку. Он никого не уважал, но был славным парнем. И глаз у него был острый, как у ястреба. Он видел все и не забывал ничего… Я сказал: «Вот уж не знал, что сэр Вильям проживает где-то поблизости». Роберте показал через дорогу: «Видите пышный особняк? Пять минут тому назад вы бы застали меня на кухне за беседой с прислугой, по мнению которой Мертон — это городишко в Суррее. Да так оно и есть, впрочем». У меня внезапно возникла сумасшедшая идея. «Так вот, теперь мы отправимся туда вместе, — сказал я. — Я собираюсь нанести визит сэру Вильяму и хочу, чтобы вы были под рукой. Впустят ли они вас на кухню снова или вы им надоели?» «Мой сержант, там все без ума от меня. Когда я уходил, они хором вздыхали: „Неужели вы должны уже нас покинуть?“» Мы говорили в Ярде: «Убивший однажды навсегда остается убийцей». Возможно, именно поэтому у меня возникло желание, чтобы молодой Роберте находился в пределах досягаемости. Ведь я собирался выложить сэру Вильяму Келсо все начистоту. Я видел его только раз, но у меня сложилось впечатление, что он относится к тому типу людей, которые вполне способны убить, но вряд ли способны лгать… Подойдя к калитке, я стал рыться в бумажнике, ища визитную карточку. К счастью, одна отыскалась. На ней было несколько чернильных пятен. Робертс, который ничего не пропускал мимо, заметил: «Лично я всегда пользуюсь промокательной бумагой». И, посвистывая, пошел дальше. Я вручил служанке мою карточку и спросил, сможет ли сэр Вильям принять меня. В этот же момент Робертс подмигнул ей и указал на боковую дверь. Ему она кивнула, а меня пригласила войти. Робертс сошел вниз, на кухню. Так я чувствовал себя в большей безопасности. Сэр Вильям был крупный мужчина, примерно такой, как я. Вертя в пальцах мою карточку, он сказал: «Итак, сержант, чем могу быть полезен? — Он говорил вполне дружелюбно. — Садитесь, пожалуйста». «Пожалуй, я постою, сэр Вильям… — ответил я. — Мне хочется задать вам всего лишь один вопрос, если разрешите». «Бога ради», — ответил он, не проявляя особого интереса. «Когда вам стало известно, что Перкинс шантажирует леди Хедингем?» Он стоял перед огромным письменным столом, а я — напротив. Перестав вертеть мою карточку, он замер, наступила неловкая тишина… «Это ваш единственный вопрос?» — наконец спросил он. Что меня удивило, так это его голос — такой же спокойный, как прежде. «Пожалуй, еще один… Есть ли у вас дома пишущая машинка?» Сэр Вильям глубоко вздохнул, бросил мою визитную карточку в корзину для бумаг и отошел к окну. Он стоял спиной ко мне, погруженный в раздумья. Затем он резко повернулся, и, к моему удивлению, я увидел на его лице дружелюбную улыбку. «Я думаю, нам лучше присесть», — сказал он. Так мы и сделали. «У меня есть пишущая машинка, которой я иногда пользуюсь, — начал он. — Смею думать, что и вы тоже пользуетесь машинкой». «Да», — ответил я. «И еще тысячи других людей — включая, быть может, убийцу, которого вы разыскиваете», — продолжал он. «Тысячи людей, включая убийцу», — согласился я. Он заметил различие в наших словах и улыбнулся. Я сказал «людей», а не «других людей». И я не сказал «разыскиваемого» убийцу. Потому что уже нашел его. «И к тому же, — продолжал я, — на машинке был напечатан текст поздравительного послания». «Было ли в нем что-то примечательное?» — спросил он. «Нет, не считая того, что написано оно было эзоповским языком». «Мой дорогой юноша, Эзоп здесь ни при чем, ведь это простое поздравление ко дню рождения — любой бы написал его так», — возразил он. «Любой представитель вашего сословия, сэр Вильям, который знал бы вас обоих. И больше никто… Вот завтра день рождения инспектора Тотмена… („Которым он все уши нам прожужжал, черт бы его побрал“, — добавил я про себя.) И если я пошлю ему бутылку виски, то молодой Робертс — это наш констебль, вы могли его видеть, он ожидает меня внизу (по-моему, я достаточно ловко дал ему понять, что я не один), — этот Робертс мог бы свободно угадать текст моего поздравления, как мог бы это сделать любой у нас в Ярде, кто знает нас обоих. А вот вы не смогли бы угадать этот текст, сэр Вильям!» Он смотрел сквозь меня невидящим взором. Я спрашивал себя, о чем он думает. Наконец он произнес: «Вы, вероятно, написали бы так: „Долгой жизни и всех благ, с наилучшими пожеланиями от восхищенного…“» Это было непостижимо. Во-первых, то, что он действительно обдумывал это, когда у него были более серьезные проблемы, над которыми стоило бы призадуматься, а во-вторых, что у него действительно все очень складно получилось. Это «от восхищенного» означало, что он изучил Тотмена так же, как сейчас изучает меня, и догадался, как бы я подольстил своему начальнику. «Вот видите, — он улыбнулся, — это совсем нетрудно. И тот факт, что воспользовались моей карточкой, является сам по себе убедительным доказательством моей невиновности, не так ли?» «Для присяжных — пожалуй, — сказал я, — но не для меня». «Я надеюсь, что смогу убедить вас… — пробормотал он. — Так что же вы собираетесь делать?» «Я собираюсь, разумеется, представить свою версию завтра же инспектору Тотмену». «О! Великолепный сюрприз для него ко дню рождения. И что, по-вашему, он предпримет?» Тут он меня поддел, причем преднамеренно. «По-моему, ВЫ тоже знаете его, сэр», — сказал я.