отвесных и суровых. Я не могла поверить, что живу среди такой сказочной красоты.

По тропе мы выходили к старым деревянным мосткам, перекинутым через главную дорогу. Отсюда можно было либо дойти до автобусной остановки, либо продолжать вертикальное движение вниз к зданию парламента и центральному вокзалу. Обратный путь из города — совсем другое дело. Он тянулся вдвое дольше и требовал хорошего дыхания, как у настоящего горца.

Наш зигзаг отличался четкой социальной структурой. По Правой стороне располагались приличные двухэтажные дома, утопающие в садах и цветниках, выдающих мечты о Тоскане. А домишки Плохой стороны были рассеяны на краю обрыва беспорядочно, словно запоздалые раздумья. У жителей Плохой стороны произрастали не цветы, все больше сорняки.

Престижность профессий убывала в точном соответствии с положением на склоне горы. Выше всех правосторонних возвышался, подобно замку, дом мистера Батлера. Серый, двухэтажный, он излучал превосходство не только над соседями, но и над городом в целом.

Ниже мистера Батлера стоял двухэтажный особняк, развернутый фасадом в сторону залива так, словно его обитатели и не думали демонстрировать свои социальные преимущества. Под изящной крышей, напоминавшей распростертые крылья чайки, он, казалось, вот-вот взлетит с сильным порывом ветра, чтобы приземлиться далеко отсюда. В мире роскоши и гламура. Рик Десильва руководил компанией звукозаписи. Рассказывали, что его жена Джинни до замужества была известной моделью, этакой новозеландской Джин Шримптон. Супруги жили, укрывшись в зарослях растений (несомненно, при желании их можно было высушить и выкурить), и славились своими вечеринками.

Ходили даже сплетни о том, как возле их дома шатался пьяный в стельку Элтон Джон, хотя на самом деле это скорее был другой человек, похожий на него. Их сын Джейсон ходил в ту же школу, что и наши мальчишки (она громоздилась на склоне каньона примерно в полумиле вверх по той же дороге), но мы знали свое место и не делали попыток сближения. В семье Десильва ездили на спортивном автомобиле. Стив называл их слишком вульгарными. А мне неохота было с ним спорить.

С нашей стороны зигзага обитали отшельники и те, кто снимал жилье, собираясь приобрести что-то поприличнее, не такое неприступное и подальше от линии разлома. Миссис Соммервиль, школьная учительница на пенсии, была из числа старожилов Плохой стороны. Жила она в крохотном, обшитом вагонкой домишке чуть ниже нас. Жизнь среди подростков нисколько не повлияла на ее воззрения. На лице у нее постоянно сохранялось такое выражение, будто ее кто-то только что обидел.

Миссис Соммервиль уже появлялась у наших дверей с жалобами на несносную собаку, не дающую прохода ее коту. Томкин был здоровенный полосатый котяра с такой же кислой физиономией, как у хозяйки. Я всячески старалась избегать встреч с соседкой — и все равно почти ежедневно натыкалась на нее и выслушивала ее нотации. Она демонстрировала мне следы от скейтбордов, на которых какие-то мальчишки, нарушая запреты, гоняли по зигзагу, или последние граффити у нее на почтовом ящике. Патологическая неприязнь миссис Соммервиль к мальчикам распространялась на наших сыновей, она и их подозревала во всех смертных грехах. Стив считал, что я все придумываю. Хотя к мальчикам миссис Соммервиль питала отвращение, на взрослых мужчин это не распространялось, с ними она пускала в ход все свое обаяние.

* * *

Я работала на дому, вела еженедельную колонку в веллингтонской утренней газете «Доминион». Стив был неделю дома, неделю в рейсе, он служил радистом на пароме, курсировавшем между Северным и Южным островами. Мы со Стивом познакомились на увеселительной прогулке, когда мне было пятнадцать. Двадцатилетний красавец моряк поразил мое воображение. Разве можно было сравнить его с косолапыми фермерами, что увивались за нами на сельских вечеринках в окрестностях Нью-Плимута, где я выросла? Этот парень был из другого мира.

Лицо у него было белым и нежным, как персик, а руки мягкими, как у младенца. Меня зачаровали его синие глаза, мерцавшие из-под длинных ресниц. В отличие от фермеров он не пугался долгих разговоров. Мне казалось, что он, англичанин, может состоять в родстве с кем-нибудь из «Битлов», если не «Роллинг Стоунс».

Мне нравилось, как его каштановые волосы спадают сзади на воротник, точь-в-точь как у Пола Маккартни. От него пахло дизельным топливом и морской солью, ароматами большого мира, который звал меня.

Мы переписывались целых три года. Наспех окончив среднюю школу и факультет журналистики (на крепкие тройки), я отправилась в Англию. Стив был в буквальном смысле мужчиной моей мечты — лично мы общалась с ним всего две недели, а потом три года писали письма. Действительность конечно же отличалась от фантазий. Его родителям совсем не понравилась ширококостная подружка из колонии.

Мы расписались в Гилфордском бюро записей актов гражданского состояния спустя месяц после моего восемнадцатого дня рождения. Нашлось всего пять человек, кому хватило смелости присутствовать на бракосочетании. Священник откровенно тяготился церемонией и даже забыл о кольцах. Новоиспеченный муж надел мне его уже потом, когда мы вышли на террасу. Там шел дождь. В Новой Зеландии мои родители в ужасе пытались что-то предпринять, чтобы аннулировать брак, но у них ничего не вышло.

Недели через две после свадьбы в нашей съемной квартирке я рассматривала сиденье унитаза и думала, что надо бы его почистить. Тогда-то я и поняла, что наш брак был ошибкой. Но мы так его добивались и стольких людей огорчили, что отступать я не могла. Пути назад не было, это причинило бы новую боль, и единственное, что я тогда надумала, — это создать семью. Стив скрепя сердце уступил, однако честно предупредил с самого начала, что возня с младенцами не по его части.

Мы вернулись в Новую Зеландию, где я и родила декабрьской ночью. Я была так стеснительна, что не осмелилась попросить медсестру включить свет, опасаясь нарушить правила больничного распорядка. Накачанная лекарствами, я как в тумане неясно слышала, как врач напевает «Вот и заря встает». Через несколько минут она извлекла Сэма из моего тела.

Еще даже не сделав первого вдоха, он повернул голову и посмотрел на меня огромными синими глазищами. Я подумала, что сейчас лопну от любви. Все тело мое заныло от желания немедленно прижать к себе этого человечка, только что появившегося на свет. Пушок у него на голове так и светился под яркими лампами родильной палаты. Сэма завернули в одеяло — голубое, на случай, если я забуду, какого он пола, — и передали мне. Целуя его в лоб, я вдруг чуть не