Илья Кочергин. Нечаянная радость. Рассказы
Крещение кукушки
Жена колебалась, мучилась, думала, а потом вдруг расслабилась и решила, что еще не пора. Дима в ту же секунду заснул. Через час она его опять разбудила, и теперь наступила точно пора. Было около пяти.
В такси Дима вспомнил сон и поспешил его рассказать. Во сне они вместе с женой скатились на лыжах с горы, свернули к широкой сосне, под которой оттаяла уютная подстилка из рыжей опавшей хвои, и вот уже расплывчато шевелится новорожденный, а сам Дима, держа нож, вспоминает, что резать пуповину надо, вроде бы, на два пальца от того места, где начинается желтое. Потом вдруг они уже ведут мальчика за руку по улице, а вокруг мальчишеской головы — золотое сияние.
И Дима здесь же, в машине, понадеялся, что чудо рождения новой жизни даст ему тоже новую жизнь. Хорошую, полную. Отлетят его ожидания, и начнется то, что всегда было где-то впереди.
Водитель гнал по пустым заснеженным улицам иногда даже на красный, уговаривал их немного потерпеть, и жена благодарно и доверчиво посмотрела на Диму.
В роддоме Дима делал все, что надо. Раз уж решили вместе, то надо все делать вместе. Он придерживал жену в душе, чтобы та не поскользнулась. Вытирал, одевал в длинную белую рубаху, вел наверх. Глядел, как осматривает ее Катуков, которого Дима с утра поднял своим звонком. Гулял с женой по коридору, шел вместе с ней даже в туалет, потом бежал оттуда за Катуковым, увидев что-то лезущее из сидящей жены наружу.
Потом, к Диминому облегчению, ему дали задание — держать роженицу за плечи, чтобы та не отползала от края стола, а то врачам неудобно. Диме пришлось тяжело — плечи лезли наверх, жена, тужась, сильно упиралась руками и ногами в стол. Пришлось постараться, но он все равно хорошо рассмотрел, как появлялась голова малыша, плечи, а потом одним махом все остальное. Когда ребенок с чмокающим звуком вышел на свет, у Димы даже прошла слабая изморозь по спине, но тут же улеглась, а мальчик, вися в руках медсестры, засунул кулак в рот и начал его сосать.
Следующие три дня вспоминались потом как одни из самых спокойных и счастливых. Вся семья жила вместе в отдельной палате. Роддом был тихий и безлюдный, как будто в новогодние праздники люди отдыхают от родов. Жена приходила в себя, а Дима проводил много времени с мальчиком на руках, укачивая его или же рассказывая ему полезные вещи.
Эти три дня действительно были такими хорошими. Потому что потом стало все как обычно, а рождение отошло в область поддерживающих семью воспоминаний. Ничего как будто особенно не переменилось. Дима немного догадывался даже, почему так. Потому что не торкнуло. Некоторые мужья в обморок падают, другие еще что-то. А Дима только почувствовал, как мурашки пробежали — и все. С другой стороны, чему тут удивляться — ребенок должен был родиться и родился. Прекрасный ребенок.
Мальчику только годик исполнился, как съездили с женой в Париж. Да еще на халяву — по работе Диму пригласили, по всей Франции прокатили. Ничего так поездка получилась.
А потом жена заболела. Нашли злокачественную опухоль — саркому кости, вернее, на девяносто процентов саркому. Предстояла операция, и Дима лег с женой в больницу — раз уж рожали вместе, то и все остальное тоже. Да и тоскливо было бы сидеть дома в неизвестности, пока она там одна на кровати с колесиками или под ножом Рената.
Вечером, в день перед операцией, когда они вдвоем сидели в коридоре, взявшись за руки, Диме стало страшно. Как в детстве, если вдруг подумаешь, что папа или мама могут умереть. Жена держалась храбро, даже накрасила себе ресницы в этот вечер. И Диму почти что торкнуло, но со следующего дня времени на размышления или чувства почти не было. Он жил в больнице и заменял собой нянечку — кормил, обтирал, возил на процедуры, по очереди с другими мужьями мыл пол в палате и в коридоре, бегал с мелкими поручениями от занятого и вечно усталого Рената, иногда умудрялся поработать, сидя в изножье кровати с ноутбуком.
Дима считал, что он лучше справляется с уходом за женой, чем любая медсестра. Так оно и было, наверное. Даже не наверное, а точно — один раз сестра плохо завернула колпачок подключичного катетера, и в кровь начал поступать воздух. А Дима заметил.
По вечерам в трехместной палате три мужа накрывали себе на стульях небольшую поляну, закусывали и снимали стресс, обсуждали больничные новости и события дня. А жены отпускали замечания, притворно сердились, но посматривали на своих небритых сиделок благодарно и доверчиво.
Операцию Ренат сделал очень хорошо. А недели через две пришло помилование — доброкачественная опухоль, не саркома. Радость, конечно, потом выписка, цветы, прощания с соседками, слезы. Надо было заново осваивать ходьбу — сначала на костылях, потом с палочкой, надо было много чего делать, но это уже мелочи. Главное у них уже есть.
Как это прошло все так бесследно, как после этого жизнь не переменилась? Бог его знает. Он вспоминал, как жену вывезли из реанимации, еще пьяную от наркоза — бледное, почти детское лицо в зеленой шапочке, плачет и все время спрашивает: «Почему мне не отдали мою косточку?». Вот тут тоже могло бы торкнуть, ведь так все было намешано — жизнь, смерть, любовь, но нянечка начала орать: «Так, заканчиваем плакать! Не плачем, я сказала!», Дима с непривычки неловко толкал перед собой кровать по коридору, успокаивал жену, а потом все закрутилось как всегда.
Через несколько лет стало совсем плохо с работой. Заказы шли все реже и реже, Дима пил все больше и больше. Видно, уж так у него сложилось. Конечно, не из-за работы, хотя бог его знает, разве поймешь, почему? Просто совпало, наверное.
Дима и раньше пил, но не так жестоко. А тут уже нужно было начинать задумываться. И тогда Дима начал строить домик в деревне. А чтобы вышло не так дорого, он выбрал место подальше от Москвы, в другой области, да и казалось поначалу, что там еще остались настоящие деревни.
Полгода искал землю, а с весны вбил наконец по углам своего участка четыре колышка, поставил палатку и начал строительство. Ему все казалось, что сядет он в своем доме за стол, увидит в окне траву, деревья, и все станет на свои места. И начнется настоящая жизнь.
Вместе с соседским Санькой Зайцем они быстро возвели бытовку из вагонки, потом выкопали траншею под фундамент дома и залили ее бетоном. И работали, и пили по-взрослому. Дима привез каменщика и кирпич для цоколя. К вечеру каменщик успел опошлить всю Димину мечту о будущем доме, и Дима уронил его на землю, попав кулаком в лицо. Но каменщик уехал, стройка продолжалась, и цоколь переделали. Работали теперь узбеки, собирая