Литвек - электронная библиотека >> Анна Юрьевна Гедымин >> Поэзия >> С четверти первого до полседьмого >> страница 7
исчезнуть из сердца…

«Те, кто прежде…»

Те, кто прежде
тебя иль меня любили
Кто и поныне считает,
что любит из нас кого-то,
Еще на что-то надеются,
думают: или-или,
Дышат в трубку, внезапно
являются из-за поворота.
А то собираются вместе,
прикрывая злобу — участьем,
И начинают судить нас,
об истине зная немного:
Мол, наше счастье —
это, в общем, несчастье,
И мы поплатимся,
а они, возможно, помогут.
Но кто судья — нам,
друг с другом вкусившим рая,
Не осквернившим любовь
ни торговлей, ни даже меной?
Только сизая вечность,
синеющая у края,
Только жизнь, никогда
не бывающая чрезмерной…

«Не пугай меня к ночи…»

Не пугай меня к ночи,
такого и в шутку не надо.
Мне ведь снилось однажды,
что правда уходишь ты,
А с тобою —
вся долгая моя жизнь
И легкая моя смерть,
И прочие мои мечты…

«В пригороде моем…»

В пригороде моем
Весна четвертые сутки,
И так хорошо вдвоем
Вечность разменивать по минутке!
В городе кутерьма, болтовня,
Машины летят, пугая.
А в пригороде у меня
Мне дождик шуршит: «Дорогая!..»
И нас с тобой зовет воробей,
От вдохновенья шалея,
И небо лишь для нас — голубей,
И зеленей аллея.
Не так ли перед прыжком
Время вдруг тормозится,
И плачут, не зная, по ком,
Ветер, вода и птица?..

«Откуда эта холодность? Откуда…»

Откуда эта холодность? Откуда
Бесстрастность рук и отрешенность глаз?
Мы соли вместе съели меньше пуда,
Но слез добавь — и будет в самый раз.
И все напрасно.
Неохотно, куцо,
Но все ж всплывает месяц надо мной, —
Хоть я смогла уйти, не оглянуться
И в столб не превратиться соляной…

«Насмешки такой бессердечной…»

Насмешки такой бессердечной
Мы явно не ждали с тобой:
Любовь оказалась конечной —
Как жизнь и как боль.
Роняет июль с небосвода
Светил перезрелую гроздь…
Ну что с возвращенной свободой
Нам делать, теперь уже врозь?
А полночь в ответ мне хохочет
Всем сонмом нарядных огней:
Любовь оказалась короче!
А жизнь — оказалась длинней!

«С утра на лестнице…»

С утра на лестнице —
совсем не шахматный мат.
Звонит подруга
о путешествии в Канны.
Светает поздно,
потому что февраль — не март.
На кухню уже не заходят
отчаявшиеся тараканы.
Живу — принцесса
вполне престижных кровей —
В своей запущенной башне многоэтажной.
Видишь, кем стала та, что была твоей?
Видишь — оттуда?
А впрочем, уже неважно.
И лишь вот в такие ночи,
когда кругом — ни огня
И, уж тем более,
ни огня где-то рядом,
Бывает, думаю:
а как ты глядишь на меня —
Двадцатипятилетним
иль все ж повзрослевшим взглядом?
Хотя за что бы тебе
такой недобрый удел?
Уж, в крайнем случае,
ты манну Господу мелешь.
Ведь я — «снова ягодка»,
что еще не предел.
А вдруг ты все видишь,
но разлюбить не умеешь?
Ответа вовеки мне,
наверное, не узнать,
Разве что ангелы
случайно проговорятся.
А значит, приходится холить
нешибкую свою стать
И лунных ночей
да безоблачных дней
стесняться…

«Когда наступит срок…»

Когда наступит срок
последней строчки, точки,
Когда не станет дел,
сводящихся к рублю,
Всего на миг один
я попрошу отсрочки,
Чтоб жизни прошептать
последнее «люблю».
Люблю, как светит в ночь
рождественская елка,
Люблю пьянящий страх
на горном вираже…
По правде говоря,
жилось мне трудоемко,
Но что-то отдыхать
не хочется уже.
И все-таки узнать
безумно интересно,
Как выглядит итог
во всей своей красе —
Когда уже душа
опомнилась, воскресла
И звезды понеслись
по встречной полосе…