из-за стола. Такое изменение планов ей явно не нравилось. Прежде чем уйти, она проверила пленку в камере.

— Спасибо, — бодрым тоном произнес седоволосый.

Врач вышла за дверь и с треском захлопнула ее за собой, не посчитав нужным ответить.

Когда она ушла, мужчина посмотрел на Ниту и улыбнулся:

— Вот так. А теперь расскажите мне, что же там произошло.

Отчего-то Ниту его поведение одновременно и обнадежило, и напугало. Дрожащими руками она взяла стакан, сделала небольшой глоток и снова поставила воду на стол, стерев рукавом несколько пролитых капель. Пальцы она по-прежнему сжимала вокруг стакана, словно отпустить его значило уплыть в бесцветную вселенную.

— Как жители деревни поступили с векы барбат?

— Они посадили его в клетку. В этой клетке он жил все время. Иногда ему давали чуть-чуть крови, чтобы он не умер. Так он продолжал существовать.

— А когда те люди умерли?

— Поначалу за ним присматривали все жители деревни, но потом, когда наступила зима, одна женщина предложила забрать векы барбат к себе домой, и с тех пор он постоянно жил в клетке. Она… заботилась о нем, а потом ее дочь, и так далее. Со временем сложилось так, что за него отвечает только один человек. Одна женщина в каждом поколении. Она передавала эту обязанность следующей в роду, самой старшей из своих потомков. В конце концов пришел черед моей бабушки.

— А когда ваша мать умерла, следующей в роду стали вы?

Ее руки похолодели и начали дрожать.

— Да.

Мужчина немного помолчал:

— А вы сами хотели этой ответственности? Присматривать за векы барбат, жить рядом с ним?

— Я… Я не знаю, — ответила она. Никто раньше не спрашивал ее об этом. И буник не спрашивала. Считалось само собой разумеющимся, что Нита поедет учиться, а потом вернется в деревню и родит детей, вырастит одну дочь и станет присматривать за древним существом, которое будет жить рядом с ней, в клетке, как жило со всеми женщинами ее семьи до нее.

— Вы сказали, что векы барбат ходил по деревне и что в лесу он пытался дотронуться до вас. Значит, из клетки его выпустили.

— В свое время одна из присматривавших за ним женщин решила, что если его не кормить, он будет слабым, а значит, по вечерам его можно выпускать на прогулку, надо только привязать его за лодыжку длинной веревкой. Так как вреда от этого не было, все с ней согласились. В любом случае, он не выносил солнца и всегда возвращался в клетку на день.

— Как вампир, — сказал седоволосый. — И он питался кровью.

— Да.

— Чьей кровью?

— Всей деревни.

Мужчину это откровение несколько шокировало:

— Не животными?

— Нет. Его тело не переносило крови животных. Только людей.

— Вашу кровь он пил?

— Иногда.

— Как… как это происходило? Он кусал вас?

— Конечно, нет! — ответила она, чувствуя нарастающее напряжение. — Мы все по очереди резали себе руки и ноги и каждый день приносили ему кружку с кровью. Ему этого хватало, чтобы не умереть.

— Но зачем вам нужно было сохранять ему жизнь на протяжении нескольких веков?

— Потому что убить его значило навлечь несчастье.

— Но из-за него ваша деревня пострадала, разве не так?

— Его убийство принесло бы еще больше горя. Он был цыганом. Он знался со злыми духами. Духи пришли к нему, выслушали и дали ему то, о чем он просил. Люди не знали, что произойдет, если убить его или отпустить на волю, но знали, что на них падет проклятие и в деревню придет беда. Им было неизвестно, что это за беда, вот и все.

— Но вы в это не верили, не так ли? Что это проклятие принесет с собой беду. Что ему было очень много лет. Что он сумел вернуть свою умершую жену.

С губ Ниты сорвался тихий вскрик. Она попыталась стереть стоявшие в глазах слезы, но одна искрящаяся многоцветная капля все же сползла по щеке. Может быть… может быть, он понял!

— Я… Я… Университет. Там сказали, что ничего подобного быть не может. Что он не был старым. Что он был всего лишь сумасшедшим, которого держали в клетке и морили голодом, и что его мертвая жена не вернулась, просто женщины из деревни — моя бабушка, а потом и мама — спали с ним, чтобы забеременеть.

— Как умерла ваша мать?

На Ниту нахлынул ужас. Она не могла признаться в том, что мать покончила с собой. Вместо ответа на вопрос она торопливо продолжила, словно мужчина не прерывал ее:

— Профессор в университете сказал, что моя история — пример мифа, понятого совершенно неправильно. Людям хотелось возложить на кого-нибудь вину за свои беды, чтобы было кого мучить, — она подняла взгляд на седоволосого. — Я вернулась туда, чтобы все исправить.

Мужчина невозмутимо кивнул.

Теперь слова лились из Ниты потоком, словно обжигающая лава, изменившая очертания гор:

— Я пыталась объяснить это остальным. Я говорила, что он не может быть настолько старым. Что он не виноват в случившихся несчастьях. Что боги не возвращали ему жену. Я сказала, что моя бабушка, которая присматривала за ним, на самом деле была его женой. Они мне не поверили.

— И что вы сделали?

— Когда солнце село, я сняла с него цепь и увела его из деревни в горы. Мы шли почти всю ночь. Я оставила ему еду, которую привезла с собой, — жидкую пищу, питательные растворы, немного крови, потому что он привык к ней, все, что можно было выпить. Если он и ел твердую пищу, я об этом не знала. Я попыталась скормить ему гранулы, но он не смог переварить их. А потом я указала ему на большую деревню сразу за вершиной горы и сказала идти туда, чтобы начать новую жизнь. Сказала, что он свободен. Что больше никто не будет держать его в клетке.

Нита покачала головой. По ее лицу текли слезы, голос дрожал, но она продолжала говорить, не дожидаясь ободрения:

— К себе в деревню я вернулась на следующий день. Бабушка сильно разозлилась на меня. Она ударила меня и назвала дурой, а потом начала причитать, что я навлекла на них проклятие и теперь они все в опасности. Жители деревни тоже были сердиты и испуганы. Кто-то хотел убежать подальше, другие искали оружие, чтобы защититься. Один даже предложил посадить в клетку меня вместо векы барбат, будто так можно было все исправить. Я говорила им, что бояться нечего, что старик, векы барбат, ушел, и все они теперь свободны. Как я сама была свободна от той жизни, что ожидала меня. Никакие неправильно понятые легенды больше не управляли их жизнями — нашими жизнями. Я могла вернуться в университет. Мне не придется выходить замуж за векы барбат или потратить всю жизнь на присмотр за ним.

Но людям не нравилось то, что я говорила. Они были очень злы. И напуганы. Бабушке едва удалось удержать их, чтобы они не набросились на меня.

После непродолжительного молчания