засунул кочан в сетку и пошел своей дорогой, насвистывая что-то веселое.

Раки расползлись по прилавку, и Эрнст принялся их собирать.

* * *

...В марте 1933 года благодаря твердой настойчивости Тельмана он получил право на встречи со своими адвокатами - Куртом Розенфельдом и Эрнстом Хетевишем. И уже с их помощью наконец было, разрешено первое свидание с женой.

Оно состоялось 27 апреля.

Розу и Эрнста разделял широкий стол, и разговаривать приходилось, повышая голос.

- Эрнст, родной... - Роза боролась со слезами, и это мучило его больше всего. - Мы все поздравляем тебя с днем рождения!..

«Мне сорок семь лет», - подумал он и ободряюще улыбнулся жене:

- Я получил шестьдесят поздравительных открыток из Гамбурга.

- В день твоего рождения, - заспешила Роза, - в порту собрались докеры. Они не работали. Несли твои портреты и требовали: «Освободить нашего Эрнста!» Это была забастовка...

- Прекратить политические разговоры! - прервал охранник, до этого молчавший за спиной Тельмана.

Но главное было сказано: в Гамбурге бастовали докеры, требуя его освобождения!

- По всему Гамбургу ходят листовки. В них тоже...

- Свидание окончено!

...Он шагал в свою камеру по узкому коридору, и музыка бушевала в нем.

«Да, верно, - думал Эрнст Тельман, - забастовка - могучее средство борьбы. - За спиной хлопнула дверь, щелкнул замок. Он улыбался своим мыслям: - Это я понял давно...»

ЗАБАСТОВКА

Был январь 1897 года.

За окном валил густой мокрый снег. Его хлопья лепились к оконному стеклу и тут же таяли, стекая вниз крохотными ручьями.

- Ой, до чего же тихо! - сказала Фрида. - Слышно даже, как плещется Эльба.

Эрнст снисходительно поглядел на сестренку. Он был на два года старше ее. Фриде восемь лет, Эрнсту шел одиннадцатый.

- Не выдумывай. Зимой Эльба молчит, как и все реки.

- И порт молчит, - прошептала Фрида.

Они оба родились и выросли в гуле, скрежете и лязге портовой жизни. Порт трудился неустанно днем и ночью. На разные голоса - и басовито, и тонко - покрикивали пароходы; одышливо пыхтели буксиры, похожие на майских жуков; взад-вперед разгуливали по порту подъемные краны. Будто Гулливеры в стране лилипутов. Люди-лилипуты таскали тяжелые мешки, загружали и выгружали пароходные трюмы, водили паровозы с вагонетками. А сейчас и порт и гавань словно вымерли. Эта непривычная жутковатая тишина длится уже третий месяц.

Эрнст отошел от окна и снял с вешалки куртку.

- Ты куда? - спросила Фрида. - Отец велел сидеть дома.

- Мне надо в порт, - сказал Эрнст.

Он выскочил на улицу. Отец приехал сегодня с рынка злой и расстроенный: почти весь товар привез обратно. А на что людям покупать, когда порт бастует? Восемнадцать тысяч грузчиков, матросов, механиков, такелажников верфи «Блом унд Фосс» прекратили работу и требуют от хозяев повысить заработную плату и сократить рабочее время.

Порт раскинулся по обоим берегам Эльбы. До него от устья реки больше сорока километров, но Эрнсту всегда почему-то казалось, что не река течет в море, а оно само, Северное море, сзоим широким и длинным языком дотянулось до порта.

На площадке среди штабелей сельдяных бочек толпились рабочие, а на штабелях, как воробьи, расселись местные мальчишки - слушали споры взрослых.

- Весь порт завален пшеницей, - простужено хрипел дядька, низенький и бородатый, похожий на гнома. - В доках тухнут яйца, гниют овощи и мясо, а наши семьи голодают. Разве это по-божески?

- Все равно добро пропадает, - поддакнули ему.- Взять силой - и точка!

- Нет! - С сельдяного бочонка встал Хорст и поднял вверх руку. - Грабить склады? Мы, рабочие, не унизимся до этого. Будем добиваться своих прав сплоченностью и выдержкой. Ведь хозяева только того и ждут, чтобы обвинить нас в грабеже и позвать полицию. Но они сами терпят огромные убытки и скоро сдадутся. Непременно сдадутся, если мы будем действовать организованно!

- Организованно сдохнем! Вот что из этого получится! - зло крикнули из толпы.

- Не слушайте, товарищи, мародеров! - повысил голос Хорст. - Вы уже знаете, что наш стачечный комитет обратился за помощью ко всем рабочим, у кого еще остались сбережения. И я уверен: каждый сознательный портовик отдаст последнее, чтобы мы могли наладить бесплатное общественное питание.

Насытившись взрослыми разговорами, стайка мальчишек во главе с Эрнстом упорхнула дальше, в лабиринты старых складов. Как здорово там играть в прятки! За этим занятием и застал их Венцель - один из хозяйских приказчиков.

- Ребятки, а ну-ка, подойдите ко мне, - сказал он. - Да не бойтесь, у меня к вам есть деловое предложение. Видите, какая грязища и вонь развелись в порту? А что, если вы возьметесь очистить от мусора подъездные пути? Или, может, переберете овощи, перенесете битую птицу в холодильник? Сами понимаете, весна на носу. Да что вам объяснять, вы, люди, можно сказать, взрослые. А я вам хорошо заплачу - все карманы набьете конфетами! Ну как? По рукам?

Мальчишки переминались с ноги на ногу, поглядывали на Эрнста: что ответит этому типу Тедди?

- Вы, господин Венцель, ошиблись, - насупив брови и прямо глядя в глаза приказчика, сказал Эрнст.- Мы не штрейкбрехеры и не продаемся ни за какие конфеты. Поищите подлецов в своей компании.

- Ах ты негодяй! - Приказчик, сжав кулаки, бросился было к дерзкому мальчишке, но тут же замер на месте: никто от него не побежал. Наоборот, эти портовые оборванцы сгрудились вокруг своего вожака, и лица у них были угрожающие. Венцелю далее показалось, что его сейчас станут бить. А что? Такая банда искалечит даже сильного мужчину. Вон их сколько...

Венцель попятился и - побежал.

Вслед ему неслись свист, хохот, улюлюканье.

...Может быть, это было первое слово из политического словаря, смысл которого в детстве усвоил Эрнст Тельман. Да и не он один. Все мальчишки знали: штрейкбрехер^[9] - позорное клеймо для рабочего человека. Это слово вызывает ненависть и презрение. Штрейкбрехер продает товарищей за деньги. За иудины сребреники он занимает место бастующего труженика. Чем бы ни кончилась забастовка - рабочие уже никогда не подадут руки штрейкбрехеру, не примут его в свой круг.

- Здорово ты ему! - восхищенно сказал Томас Блекерт. - Прямо под дых: «Поищи подлецов в своей компании».

- Проучить бы всех штрейкбрехеров! - азартно воскликнул толстяк Вилли по прозвищу Мячик.

- Вот только как? - вздохнул Антон Светолла.

- Я знаю как! - сказал Эрнст, и в мальчишеской компании стало тихо: все смотрели на своего вожака. - На дверях штрейкбрехеров поздно ночью мы напишем краской букву 8. Каждый прохожий будет знать: за этой дверью живет предатель.

- Здорово! - закричали вокруг.

-