- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (117) »
улыбнулась и помахала рукой, но ни одна ни другая мне не ответили. Глядя на такие кислые физиономии, любой почел бы за чудо, что у них здесь молоко не скисает каждый божий день.
Все это время одна из коров медленно пятилась на меня, пока чуть не прижала к стене своим огромным задом. Я бочком отступила в сторону, чтоб меня не расплющило в лепешку. Женщина воротилась с ведром в руке.
— До чего ж много у вас коров, миссус, — сказала я.
Она опять ничего не ответила, просто всучила мне ведро. Я посмотрела на него. Потом посмотрела на коров. Потом посмотрела на женщину.
— Как тебя зовут? — осведомилась она.
— Бесси меня звать, — говорю. — Бесси Бакли.
— Ну что ж, Бесси, давай. — Она поставила передо мной скамеечку и указала на одну из коров, ту самую что напирала на меня задом. — Берись за дело.
К моему огромному облегчению она не осталась стоять у меня над душой, а пошла обратно к Кислым Сестрицам, которые уже уселись и взялись за работу. Было слышно, как струи молока со страшной силой бьют в ведра. С минуту понаблюдав за доярками, я решила что премудрость невелика, и опустилась на скамеечку.
Но думаете, мне удалось выдавить хоть капельку молока? Черта с два. Я просидела казалось целую вечность с ведром в одной руке и огромной розовой титькой в другой. Титька была не моя, а коровья, и такая раздутая, что свисала чуть не до самого пола. Клянусь, я сжимала, тискала и мяла со всей силы, покуда у меня пальцы не заныли, но единственное, что вышло из коровы, вывалилось в клубах пара у нее из задницы и погубило бы мое платье, не успей я отпрянуть в сторону. В общем через двадцать минут я все еще сидела над пустым ведром.
Женщина вернулась, и на сей раз за ней по пятам следовали Кислые Сестрицы. Она заглянула в ведро и говорит:
— Ты же сказала, Бесси, что умеешь доить коров.
— Я соврала, — призналась я, жалея что вообще остановилась здесь пособить с чертовой свиньей.
Кислые Сестрицы позади хозяйки переглядывались с видом крайнего превосходства — ах какое безобразие, она сказала что умеет доить коров а на самом деле не умеет, ах она врунья, ну слыханное ли дело, и все в таком духе. Лицо у меня запылало, я вскочила со скамеечки. Я собиралась сказать «пожалуй, я пойду» и удалиться с гордо поднятой головой. Но видать я слишком резко вскочила. Вместо задуманной фразы я сказала «о черт» и кувырнулась в обморок. Я шмякнулась бы прямо в коровью кучу, кабы миссус не подхватила меня.
Сколько времени я пробыла в беспамятстве, не знаю, но когда я очнулась, из коровника меня уже вытащили. Я сидела на скамеечке свесив голову до самых коленок, а женщина, засунув руку мне за шиворот, распускала мой корсет. В такой позе я хорошо видела вырез своего платья и кучу хлебных крошек промеж титек. Мне пришлось скрестить руки на груди, чтоб они не высыпались. — Тихо, не шевелись, — велела женщина, но ласковым голосом. — Ты лишилась чувств. Оно и неудивительно, когда у тебя корсет так туго затянут. Немного погодя она разрешила мне выпрямиться, принесла кружку молока, зачерпнутого из ведра, и встала надо мной подбоченившись. Сгорая от стыда я маленько отпила из кружки, просто чтоб угодить ей. Едва у меня в голове прояснилось, я поднялась на ноги и сказала: — Пожалуй, я пойду. Извиняйте, миссус. Она лишь кивнула и махнула рукой — мол, ступай. Я вышла с фермы и вернулась по тропе к особняку. Мой узелок лежал там, где я бросила, возле курятника. Только я собралась его поднять, гляжу — женщина возвращается за мной следом. Я вдруг вспомнила важное и крикнула: — Миссус, а где здесь замок? — Замок? — переспросила она. — Какой замок? — Да там на дороге указатель, на нем написано «замок», ну мне и захотелось глянуть на него. — А… — Она помотала головой. — Здесь нет никакого замка. «Замок Хайверс» — название поместья. — Ну и ладно. — Я наклонилась за узелком. — Ничего страшного. — ПОСТОЙ! — внезапно произнесла она. О черт, подумала я, она заметила хлеб у меня за пазухой, сейчас мне достанется на орехи. Я выпрямилась. Женщина пристально смотрела на меня, склонив голову набок. — Ты не сказала, что умеешь читать. — Так вы ж и не спрашивали. — Просто в голову не пришло. Я подумала… ну… Она не договорила, но я и так поняла, что она хотела сказать, ведь я простая ирландская девушка, а потому все думали про меня одинаково. Теперь глаза у нее блестели. — Ну а писать ты умеешь? — Само собой, — отвечаю. — Я пишу очень даже здорово. — По-английски? Я удивленно так глянула на нее. — По-каковски же еще? — Надо же! — говорит. — И кто тебя обучил грамоте? Я на секундочку задумалась, потом сказала: — Моя матушка, упокой господь ее душу! — и перекрестилась. Женщина слегка отшатнулась с покоробленным видом. Видать крестное знамение не понравилось, даже англичанам оно не по душе. — Подожди здесь, — говорит, и побежала к дому. Я стояла, озираясь по сторонам. Что дальше, интересно знать? Наверное, она хочет, чтобы я ей что-то прочитала или написала письмо. Немного погодя женщина вышла из дома с листком бумаги в одной руке и пером в другой. — Вот, пожалуйста. Покажи, как ты пишешь. — Она не собиралась верить мне на слово, и ее можно было понять, после истории с коровами-то. Я взяла перо, уже обмакнутое в чернила, пристроилась с листочком к каменному цоколю водокачки и быстро накалякала несколько слов вроде «спасибо за хлеб, миссус, извините за криводушие» или что-то в таком духе. Слово «криводушие» я узнала от моего мистера Леви, потому и ввернула. Пускай я не умела доить коров, но я умела писать слова правильно и гордилась этим. Женщина заглядывала мне через плечо. Я бы и больше написала, да чернила кончились. Я отдала ей перо и бумагу. — Так-так, — говорит она и смеется весело-превесело. — А сколько же тебе лет, Бесси? — Восемнадцать миссус. Это ложью не считалось, поскольку про возраст я всегда врала. В любом случае насчет года и числа моего рождения имелись известные сомнения, у матери моей была слабая память на даты. — Восемнадцать? — Она удивленно вскинула брови, а потом говорит: — Впрочем неважно. Я положу тебе четыре шиллинга в неделю, комната и стол бесплатно. Хочешь служить у меня? — О господи, — говорю. — Нет-нет. Я хочу найти место в Эдинбурге, миссус. Она рассмеялась. — Ну зачем тебе теперь в Эдинбург? Ты можешь остаться здесь, а я позабочусь о тебе и стану платить четыре шиллинга и шесть пенсов в неделю. — Но… я ведь не умею доить коров, миссус. — У тебя есть другие способности. Тогда пять шиллингов, и я о тебе позабочусь,
Сколько времени я пробыла в беспамятстве, не знаю, но когда я очнулась, из коровника меня уже вытащили. Я сидела на скамеечке свесив голову до самых коленок, а женщина, засунув руку мне за шиворот, распускала мой корсет. В такой позе я хорошо видела вырез своего платья и кучу хлебных крошек промеж титек. Мне пришлось скрестить руки на груди, чтоб они не высыпались. — Тихо, не шевелись, — велела женщина, но ласковым голосом. — Ты лишилась чувств. Оно и неудивительно, когда у тебя корсет так туго затянут. Немного погодя она разрешила мне выпрямиться, принесла кружку молока, зачерпнутого из ведра, и встала надо мной подбоченившись. Сгорая от стыда я маленько отпила из кружки, просто чтоб угодить ей. Едва у меня в голове прояснилось, я поднялась на ноги и сказала: — Пожалуй, я пойду. Извиняйте, миссус. Она лишь кивнула и махнула рукой — мол, ступай. Я вышла с фермы и вернулась по тропе к особняку. Мой узелок лежал там, где я бросила, возле курятника. Только я собралась его поднять, гляжу — женщина возвращается за мной следом. Я вдруг вспомнила важное и крикнула: — Миссус, а где здесь замок? — Замок? — переспросила она. — Какой замок? — Да там на дороге указатель, на нем написано «замок», ну мне и захотелось глянуть на него. — А… — Она помотала головой. — Здесь нет никакого замка. «Замок Хайверс» — название поместья. — Ну и ладно. — Я наклонилась за узелком. — Ничего страшного. — ПОСТОЙ! — внезапно произнесла она. О черт, подумала я, она заметила хлеб у меня за пазухой, сейчас мне достанется на орехи. Я выпрямилась. Женщина пристально смотрела на меня, склонив голову набок. — Ты не сказала, что умеешь читать. — Так вы ж и не спрашивали. — Просто в голову не пришло. Я подумала… ну… Она не договорила, но я и так поняла, что она хотела сказать, ведь я простая ирландская девушка, а потому все думали про меня одинаково. Теперь глаза у нее блестели. — Ну а писать ты умеешь? — Само собой, — отвечаю. — Я пишу очень даже здорово. — По-английски? Я удивленно так глянула на нее. — По-каковски же еще? — Надо же! — говорит. — И кто тебя обучил грамоте? Я на секундочку задумалась, потом сказала: — Моя матушка, упокой господь ее душу! — и перекрестилась. Женщина слегка отшатнулась с покоробленным видом. Видать крестное знамение не понравилось, даже англичанам оно не по душе. — Подожди здесь, — говорит, и побежала к дому. Я стояла, озираясь по сторонам. Что дальше, интересно знать? Наверное, она хочет, чтобы я ей что-то прочитала или написала письмо. Немного погодя женщина вышла из дома с листком бумаги в одной руке и пером в другой. — Вот, пожалуйста. Покажи, как ты пишешь. — Она не собиралась верить мне на слово, и ее можно было понять, после истории с коровами-то. Я взяла перо, уже обмакнутое в чернила, пристроилась с листочком к каменному цоколю водокачки и быстро накалякала несколько слов вроде «спасибо за хлеб, миссус, извините за криводушие» или что-то в таком духе. Слово «криводушие» я узнала от моего мистера Леви, потому и ввернула. Пускай я не умела доить коров, но я умела писать слова правильно и гордилась этим. Женщина заглядывала мне через плечо. Я бы и больше написала, да чернила кончились. Я отдала ей перо и бумагу. — Так-так, — говорит она и смеется весело-превесело. — А сколько же тебе лет, Бесси? — Восемнадцать миссус. Это ложью не считалось, поскольку про возраст я всегда врала. В любом случае насчет года и числа моего рождения имелись известные сомнения, у матери моей была слабая память на даты. — Восемнадцать? — Она удивленно вскинула брови, а потом говорит: — Впрочем неважно. Я положу тебе четыре шиллинга в неделю, комната и стол бесплатно. Хочешь служить у меня? — О господи, — говорю. — Нет-нет. Я хочу найти место в Эдинбурге, миссус. Она рассмеялась. — Ну зачем тебе теперь в Эдинбург? Ты можешь остаться здесь, а я позабочусь о тебе и стану платить четыре шиллинга и шесть пенсов в неделю. — Но… я ведь не умею доить коров, миссус. — У тебя есть другие способности. Тогда пять шиллингов, и я о тебе позабочусь,
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (117) »