настоящий, пробирался тепловозик с красной звездой на лбу. Я долго смотрел на вечереющий город, пока не почувствовал, что пора уходить.

Мысль полежать на траве сама собою приходила в голову в этот чудный солнечный вечер, я вышел из цитадели, где уже обжимались парочки и, чтобы никому не мешать, зашел с тыльной ее части. И вдруг обнаружил три большущих костра. Жгли, видимо, ветки сосен, обломившиеся за зиму. Но вблизи эти костры выглядели отчасти даже угрожающе: жар пылал в их сердцевине, ветер швырял на стены рыжие космы огня и даже как будто оторвавшиеся пучки пламени. Изображение стен плавилось, становилось зыбким, и я, забыв о намерении мирно полежать на травке, вдруг представил себе колоссальные кипящие котлы с нефтью, приготовленные для катапульт Тамерлана, огненные кочаны напитанной нефтью пакли, черных от сажи солдат и эти пылающие стога огня, к которым подносили все новое и новое топливо артиллеристы. Пытаясь сделать изображение выразительнее, я стал подходить к кострам все ближе и ближе, пока не стал мешать подносящим ветки (да это были целые стволы!) рабочим-азербайджанцам. Внезапно их бригадир, мужик лет пятидесяти, позвал меня. Я встал, тоже что-то как будто припоминая…

— Послушай, а не ты несколько лет назад с Муртузом заходил к нам на дачу…

— Дача — это там? — показал я на темное пятно хвойного леса на фоне горы.

— Ну да…

Невероятно. Ведь столько лет прошло… И все же…

— Так это ваша была форель в белом вине?

Мужчина расплылся в благодарной улыбке, польщенный моею памятью о форели:

— Ну, да… Я, вообще, повар, вот, в Москву собираюсь…

Я не стал спрашивать почему. В Москве хватает поваров. Но он на что-то, видимо, надеется. А разрушать надежду нельзя.

Ну вот, а потом я пошел вниз, в магалы, к Джума-мечети, наблюдая всю вечернюю жизнь, выплеснувшуюся на улицы в этот час: разве что под аркой главных ворот в компании стариков сидел теперь другой старичок в белоснежной вязаной шапочке (да и компания была уже вся другая), и он стреканул по мне острым взглядом джигита, когда я остановился запечатлеть на фоне вечности все их собрание. Этот взгляд был жгуч, как хорошая плеть — а ведь дед был всего-навсего булочником, торговцем хлебом, что выяснил я наутро, на прощанье гуляя по городу.

Напоследок я зашел к Али. Своему мастеру-лудильщику. Красная дверь его мастерской была пыльной, будто ее не отпирали сто лет. Я постучал. Никто не ответил. Уехал в Москву или ушел в лес? Или, что еще хуже, заболел и умер, или просто был подхвачен тысячей разных обстоятельств, которым подвержен одинокий трудящийся человек, беззащитный в общем-то перед всеми, и был унесен — я даже не знаю куда — ветрами своей, моей, нашей общей жизни?!

В полночь я приехал на пляж далеко за городом. Парочки перешептывались в темноте. Машина ждала. Я выкупался, выкурил сигарету и вдруг отчетливо ощутил, что все это не то: весь расклад не тот, и море не то, и купание, и сигарета, и машина… Не то место, чтобы ставить точку. Придется вернуться к этому морю, чтобы что-то додумать, дочувствовать правильно. И преподнести своей любимой настоящий подарок — сапфир моря в драгоценной оправе золотых песков пустыни…

Примечания

1

Перевод с аварского Н. Гребнева.

(обратно)

2

Табасаран — часть южного Дагестана, по долине реки Рубас, населенная особым племенем кавказских горцев — табасаранцев. В начале XIX века часть их была свободными землевладельцами, часть находилась в подчинении у местных беков арабского происхождения, которым они платили разные повинности обыкновенно натурою за право пользоваться землею. Занимаются земледелием, садоводством и скотоводством. Добавим, что слово «Табасаран» не является ни табасаранским, ни вообще кавказским. Часть современных исследователей возводит происхождение табасаранцев к иудеям, другие — к племени таваспаров (табатаранов), которые участвовали в совместных походах гуннов, маскутов и других кочевников, появившихся в районе Каспийских ворот в период Великого переселения народов (IV–VII века). В переводе с персидского языка форма множественного числа от «табасаран» буквально означает «предводители войска», «военачальники».

(обратно)

3

На территории Дагестана находилось несколько ханств, хунзахское нуцальство, кумыкское шамхальство, кайтагское уцмийство.

(обратно)

4

По приказанию Сталина турки-месхетинцы, проживающие на юге Грузии, были выселены в Узбекистан, в Ферганскую долину, откуда они были жестоко изгнаны узбеками в 1989 году во время становления «национального сознания» узбекского народа перед распадом СССР.

(обратно)

5

Хосров I Ануширван («Справедливый» или «Благословенный» (531–578). Выдающийся сассанидский правитель Персидской империи. Приказал перевести на персидский язык лучшие сочинения Платона, Аристотеля и других греческих философов. Основал школы, покровительствовал земледелию, улучшил судопроизводство и систему земледелия и поднял благосостояние страны. Он вел счастливые войны с Византией и расширил свое царство от Инда до Средиземного моря и от Яксарта до границ Египта. Предпринял строительство укреплений, которые воспрепятствовали бы северным варварам проникать в тогдашний «цивилизованный мир». По жестокой иронии судьбы после смерти Хосрова все его достижения погибли в годы правления его неумного, но жестокого и тиранического сына Гормизда IV (578–590).

(обратно)

6

Ранний суфизм — мистическое течение в исламе — совершил свой духовный прорыв вопреки прямым запретам толковать Коран, вне установлений закона (шариата), и часто кажется, что вообще вне исламской традиции (скорее было очевидно влияние буддизма, особенно в Персии). За это суфии не раз обвинялись в ереси и были бы раздавлены правоверными мусульманами, не будь мистическая составляющая суфизма широко принята народом. А сам суфизм после монгольского нашествия был назван «сердцем» ислама.

(обратно)

7

В Дербенте была кафедра католикоса Кавказской Албании; владели им персы, арабы, ширваншахи, потом снова персы; Петр I зарился на Дербент и даже был здесь в 1722 году, но, как выяснилось, это была лишь рекогносцировочная прогулка царя. Российским владением Дербент стал тогда же, когда и Баку, в 1806 году в результате русско-персидской войны, завершившейся Гюлистанским миром (1813).

(обратно)

8

Гамзат-Бек (…— 1833) — второй имам Дагестана и Чечни, считавший, что главный вред чистоте веры и независимости Дагестана наносит местная