проволока, черных подкрученных усов. Похоже, сержант не замечал — или ему было плевать, — что сигара давным-давно погасла и жирным мокрым пальцем пристала к углу его рта.

Треск статики из мобильной коммуникационной вокс-установки прервал тираду Харвера.

— Прибавь звук. Громче, Ропер, громче!

Ропер, оператор вокса, кивнул. Опустив установку на землю, он принялся возиться с ручками настройки.

Через несколько секунд звук усилился, и вокс проорал голосом сержанта Рэмпа:

— …вижу врага! Они здесь, на нейтральной полосе! Ублюдки выбрались за щит! Я вижу, вот дерь…

— Рэмп! Рэмп! — заорал Харвер в трубку приемника. — Отвечай!

Затем его внимание переключилось на Ропера.

— Другой канал, солдат, — и поживее, сделай милость.

Ропер уже действовал. Каналы коммуникатора, обеспечивающие связь между пехотными подразделениями, артиллерийскими расчетами и друг с другом, сменялись под треск статики, вопли и приглушенные звуки канонады.

Наконец им ответили:

— …блюдки прямо перед нами. Трон Терры, это невоз…

Голос умолк, хотя связь не прерывалась. Из вокса опять зазвучал отдаленный орудийный огонь и что-то еще.

— Кажется, я слышал… — начал Харвер.

— Колокола, сэр, — высказался Ропер в редком приступе разговорчивости. — Это был колокольный звон.

Треск помех оборвал связь. На сей раз Харвер обернулся к рядовому Бостоку, который уже почти отчаялся высвободить лазпушку.

Колокола продолжали бить. Их было слышно и на этом участке поля боя.

— Может, звук разносит ветер, сэр? — предположил Генк, с ног до головы покрытый грязью.

«Слишком громко и слишком близко, чтобы это был просто ветер», — подумал Босток.

Вытащив лазган из-под пушки и взяв оружие на изготовку, он уставился во мрак.

Там двигались силуэты — стоп-кадры, выхваченные из темноты вспышками бьющих в пустотный щит снарядов. Это те из его товарищей, кто добрался до пятисотметровой черты.

Глаза Бостока сузились.

Там было еще что-то. Не орудия, не Фаланга и даже не мятежники.

Белое, оно чуть рябило и струилось, раздуваемое невидимым бризом. Босток удивился: дождь лил сплошной стеной, прижимая все к земле. Никаких воздушных потоков, ветерков и вихрей не плясало над полем сражения.

— Сержант, у нас тут есть церковники?

— Ответ отрицательный, солдат. Только отборные имперские псы: штыки, сапоги и кишки.

Босток ткнул пальцем в белый отблеск:

— Тогда что это за фигня?

Но отблеск уже исчез. А вот колокола продолжали звонить. Громче и громче.

В пятидесяти метрах от солдат люди закричали. И бросились бежать.

Сквозь прицел лазгана Босток видел ужас, написанный на их лицах. Потом люди исчезли. Артиллерист всмотрелся в то место, где они пропали, используя прицел как магнокуляр, но не нашел ничего. Поначалу Босток подумал, что солдаты угодили в канаву, как болтер и пехота перед этим, но поблизости не было канав, траншей или огневых позиций, которые могли бы поглотить их. Но кто-то несомненно их прибрал — кто-то, надвигавшийся из темноты.

Крики, слившиеся с колокольным звоном в один тревожный гул.

Это подстегнуло сержанта Харвера — солдаты Фаланги пропадали повсюду вокруг них.

— Босток, Генк, разверните пушку! — приказал он, выхватывая пистолет.

Лазпушка застряла надежно и крепко, однако она была установлена на подвижной платформе и могла поворачиваться. Генк бегом обогнул лафет. Старый солдат не понимал, что происходит, но привычно подчинился приказу и тем отгородился от нарастающего ужаса. С истерической силой дернув замок, он крутанул пушку и направил ее в сторону белых вспышек и криков.

— Прикройте его огнем, мистер Ропер, — добавил Харвер.

Вокс-оператор забросил за спину коробку передатчика и, вскинув к плечу лазган, присел за пушкой.

Босток встал на свое место у огневого щита и вогнал свежую силовую ячейку в зарядник.

— Готов к стрельбе!

— Стреляйте по своему усмотрению, солдат, — сказал Харвер.

Генку не понадобилось письменное приглашение. Он опустил ствол орудия ниже, взял на прицел белую вспышку и потянул спуск.

Раскаленные яростные лучи красными нитями прорезали ночь. Генк вел подавляющий огонь, направляя выстрелы по наклонной дуге, что говорило о его отчаянии и страхе. К концу залпа он весь покрылся потом, и не от теплового выброса пушки.

Колокола продолжали звонить, хотя источник звука оставался невидимым. Город, окруженный пустотным щитом, находился слишком далеко — черное пятно на темном полотне ночи, — а вибрирующий гул раздавался близко, повсюду вокруг солдат.

Ветер принес вонь кордита. Вонь и крики.

Босток щурился сквозь проливной дождь, который был куда эффективнее, чем любая камуфляжная краска.

Отблески все еще мерцали, эфемерные и нечеткие… и они приближались.

— Еще раз, если это вас не затруднит, — приказал Харвер со странной дрожью в голосе.

Лишь через пару секунд Босток сообразил, что дрожь вызвана страхом.

— Заряжено и готово! — отрапортовал он, вгоняя в зарядник новую силовую ячейку.

— Веду непрерывный огонь, сэр, — подтвердил Ропер, тщательно прицеливаясь, перед тем как нажать на спуск.

В ответ сержант Харвер открыл огонь из собственного оружия, прибавив к залпу треск пистолетных выстрелов.

Оглянувшись, Босток понял, что они остались одни — людской островок в море грязи. Однако навстречу им двигалась темная волна бегущих. Солдаты мчались, гонимые смертным ужасом. Люди исчезали на ходу, поглощенные землей, и крики их обрывались.

— Серж… — начал Босток.

Линия бегущих приблизилась. Что-то ворочалось в ее рядах — что-то, охотящееся на людей, подобно пираньям, напавшим на суматошно мечущийся косяк рыб.

Харвер, похоже, впал в ступор и лишь инстинктивно жал на спуск. Некоторые из его выстрелов, так же как и залпы лазпушки, поражали их собственных товарищей.

Ропер все еще сохранял самообладание. Когда орудие Генка замолчало, он выдвинулся вперед.

— Ч-черт!.. — выдохнул Харвер.

И тут Босток вскочил на ноги и сломя голову ринулся прочь.

Ропер исчез секундой позже. Ни крика о помощи, ничего — просто его лазган перестал стрелять, и наступившая тишина подтвердила, что отважного вокс-оператора больше нет.

С бешено колотящимся в груди сердцем, заливаемый водяными струями, Босток несся изо всех сил. Он мысленно клялся никогда больше не сетовать на судьбу, лишь бы Император пощадил его в этот раз, не дал ему исчезнуть под землей и быть погребенным заживо. Он не хотел такой смерти.

Должно быть, Босток развил недостаточную скорость, потому что бегущие от города солдаты обгоняли артиллериста. Человек