загладить содеянное, поэтому с тех пор, как он здесь, я езжу в Севен-Дайлс не как обычно, а каждый день — пытаюсь наладить хоть какой-то мир, добиться для Майкла, к которому привязан мой брат, искупления грехов. Если так можно сказать.

— Можешь не продолжать, — прервал ее Ленокс. — Мне очень жаль, если мои слова прозвучали грубо или обидно, словно я требую отчета и заставляю тебя оправдываться.

Леди Джейн печально вздохнула, и глаза ее снова затуманились.

— А потом он приехал с этим абсурдным предложением, уверенный почему-то, что между нами возникло чувство, которого на самом деле никогда не было. Разумеется, я ему отказала.

— Еще бы!

— Да нет же, Чарлз… как ты не понимаешь… Будь он пределом совершенства, будь он…

Ленокс, преисполнившись отваги, смешанной с восторгом, остановил ее.

— Знаешь, я все время предчувствовал, как появится тот, за кого ты выйдешь замуж. Не сомневался, что это будет герцог, или премьер-министр, или епископ — не меньше. Каждый раз, глядя в окно, я подсознательно ожидал, что этот избранный подъезжает к твоему дому.

Он засмеялся.

— И мне кажется, я принял бы это как должное. Боже мой, я всегда знал, что ты достойна всего самого лучшего. Но каждую секунду нашего знакомства, сколько бы я ни выглядывал в окно, я всегда любил тебя, Джейн. Любил горячо — и не претендуя на взаимность. И пока отвага не покинула меня, я должен сказать: ты самый мудрый человек на свете и самая красивая женщина на земле. Я люблю тебя всем сердцем и хочу, чтоб ты стала моей женой.

Совсем другие слезы блестели теперь у нее в глазах, и лицо озарила сияющая улыбка.

— Ты выйдешь за меня? — спросил он.

— Ну конечно, Чарлз, — ответила она. — Ну конечно.

Она коснулась рукой его плеча, подняла глаза — и они поцеловались.

ГЛАВА 52

Следующие несколько дней были самыми счастливыми в его жизни.

Они с Джейн гуляли вдоль реки под разлившимся в небе ослепительным солнцем, и к их ногам ложились опавшие листья, а они все говорили и говорили; простота и доверие остались прежними, но любовь сделала чувства настолько пленительнее, полученное взаимное признание — настолько сильнее, что любое сказанное слово заставляло трепетать.

Сообщили друзьям и устроили несколько званых вечеров для объявления о помолвке. (Званый ужин! Он и не догадывался, что приходить туда вдвоем — отдельное удовольствие!) Верные друзья Тото с Мак-Коннеллом, Даллингтон с герцогиней Марчмейнской, Кабот и Хилари, приезжая с визитами, преспокойно стучались то в один, то в другой дом, словно свадьба уже состоялась. Длинный разговор Ленокса с Грэхемом закончился тем, что мужчины достали карту и составили подробный план путешествия в Марокко.

Так шли дни, недели, и любой миг искрился счастьем, как грани идеального кристалла, а о будущем не думалось — блаженны живущие сегодняшним днем.

Месяц спустя пришла настоящая осень. В их тихом квартале с каждым порывом ветра падали листья, за каждым окном пылал в камине огонь, а над крышами высоких зданий, где воздушные потоки холоднее, взмывали и пикировали птицы. Все дышало той самой грустью, что охватывает вас ненадолго, когда лето уходит бесповоротно — и нет надежды на причудливые оазисы тепла в череде холодных дней; прохожие поднимают воротники пальто, укрываясь от ветра, а дети со вздохом соглашаются на толстый свитер. Время года с легким румянцем, ранними сумерками, ежедневно убывающим светом.

Несколько недель в Лондоне только и было разговоров что о «Скандале от Оксфорда до Индии», как окрестили дело Пейсона в одной газете. На всех приемах обсуждали фантастическое появление грозного Джеймса Пейсона, тут же осуждая его идею уехать в Шотландию и увезти туда сына. Слухи о том, что он сильно изменился и стал кроток, как ягненок, оказались сильно преувеличены. Радость, наполнявшая людские сердца, когда речь шла о леди Аннабел, гасла, когда вспоминали Билла Дабни, названного в прессе героем, английским юношей, который с безоговорочной преданностью отдал жизнь за друга. В Англии всегда жива романтическая тоска по Оксфорду и Кембриджу — чаще всего среди тех, кто никогда там не учился, — и Дабни стал национальным героем. На похоронах, куда Ленокс и леди Джейн приехали вместе, тяжелее всего было видеть бесконечную скорбь, которую молча несли родители Дабни, воспитанные в суровом мидлендском духе.

Не было никаких сомнений, что память о Дабни будет увековечена. Бесчисленные самоцветы, слитки золота, полудрагоценные камни и серебряные блюда, хранившиеся в пыльных стенах общества «Сентябрь», не говоря уже о великолепном сапфире, вернулись к Ост-Индской компании. Уступив общественному мнению, компания продала сапфир со ставшего моментально знаменитым аукциона (к участию в нем допускались лишь лица с банковским подтверждением о наличии на их счете не менее ста тысяч фунтов стерлингов). Камень приобрел таинственный немецкий граф, а вырученные средства компания перевела в Линкольн-колледж, дабы учредить на классическом отделении стипендию имени Билла Дабни. Его отец сопроводил дар словами: «Для юношей, обладающих большой силой духа и беззаветной преданностью, для тех, кто умеет дружить и заслуженно называется благородным».

Тем временем члены общества «Сентябрь» давали показания друг против друга, а главные виновники уже предстали перед судом. Маран сразу же ушел в отставку и покинул Парламент, но полный масштаб его должностных преступлений только начинал проясняться. Махинации были, что называется «из ряда вон» — и в то же время стары как мир. С одной стороны, он переводил деньги на счета непонятных военных промышленников, чьи на поверку фиктивные заводы оказались фиктивной собственностью собратьев по обществу «Сентябрь» — те, конечно, не забывали отблагодарить Марана. С другой — банально пристраивал к правительственной кормушке малообразованных родичей своих однополчан. Следствию еще предстояло раскрыть многочисленные уловки по выуживанию денег из казны ее величества, но то, что Ленокс и Гудсон, помимо непосредственных успехов расследования, спасли стране не только финансы, но и репутацию, сомнений не вызывало. Кстати, благодаря вскрывшимся фактам в обществе снова стал популярен билль о реформе, представленный лордом Расселом, — давно ли Ленокс обсуждал судьбу законопроекта с его автором за обедом в Парламенте? Среди прочего, билль требовал обеспечить большую прозрачность государственных расходов.

Ленокс получил поздравления от принца Уэльского и ездил на встречу с его высочеством, но остальные приглашения отклонил: уютные вечера с Джейн, Тото и Томасом, возможность