ослепшими фарами машина осторожно нащупывала дорогу. Никакой губной помадой закрашены они не были.

— Видал? — засмеялся Костик. — Я же говорил: сочиняешь!

Васька промолчал.

Машина приближалась. В глубоких выбоинах пятна света исчезали, на буграх втыкались в серое месиво неба. Озябшие ребята, не сговариваясь, побежали ей навстречу.

Они бежали по колее, спотыкаясь на каждом шагу, и машина медленно ползла им навстречу. Расплывчатый, струящийся в тумане свет фар ослепил их, и тогда они свернули на обочину и остановились. Пора было тормозить и машине. Широко улыбаясь, Ваську как обычно, поднял руку. Но машина не остановилась. Сердито рявкнув на ребят гудком, она прошла мимо, переваливаясь с боку на бок, и, набирая скорость, покатила по деревне. В короткое мгновение, пока машина проплывала мимо Васьки, он увидел, что его место в кабине занято. И заняли его не женщина с ребёнком, не больной старик; откинувшись на спинку, в кабине сидел какой-то грузный дядька, прижимая к груди пузатый портфель. Дядька равнодушно повернул голову, посмотрел на Ваську, и машина проехала. Только рубиновый огонёк, похожий на раскалённый уголь, вверх-вниз взлетал над дорогой.

Машина не остановилась и через десяток метров, как надеялся Васька, всё дальше и дальше уходил огонёк фонарика. Тогда Васька сорвался с места и побежал за ней.

— Дядя Вася! — кричал он, давясь от обиды. — Дядя Ва-а-а-ся!

Машина миновала деревню и исчезла за поворотом. А Васька споткнулся и упал. Ну пусть не в кабине, пусть в кузове… Пусть бы совсем не взял — дойдём и пешком, невелика беда! Но почему не притормозил, не сказал ни единого слова?

Ребята помогли ему встать.

— Пошли, — грустно сказал Алесь.

— Не пойду, — глухо ответил Васька. — Идите без меня!

Он размазал на лице грязь, подхватил портфель и медленно побрёл к дому. Алесь и Костик переглянулись и побежали в школу.

4.

Дядя Вася заболел. Вернувшись из рейса, он зашёл к диспетчеру, тяжело опустился на табурет и негромко сказал:

— Завтра выехать не смогу, назначь кого-нибудь. Так руки ломит — спасу нет. И температура высокая. Грипп проклятый, не иначе.

— Похоже, — согласился диспетчер. — Красный ты весь, как из бани. Врача вызови, полежи пару деньков. А на твою машину, — он озабоченно полистал какие-то списки, уткнулся коротким пальцем в чью-то фамилию, — поставим пока Виктора Семёнова. Его машина на ремонте стоит, чего ему без дела болтаться?..

— Не надо бы Виктора, — слабо возразил дядя Вася. — Там контролёров по всей линии нет, а у парня совести — кот наплакал. Будет людей обирать.

— Некого больше, — вздохнул диспетчер. — Егоров болен, Марочкин в командировке, у других — свои маршруты, свои машины. На твою не всякий пойдёт.

— Это верно, — пробормотал дядя Вася, чувствуя, как охватывает его озноб, а всё в насмерть прокуренной комнатке диспетчера начинает покачиваться перед глазами. — Ладно, я с ним сам поговорю…

Он встал, шагнул к двери, и диспетчер торопливо подхватил его под локоть.

— Э-э, брат, да ты совсем плох, — проворчал он и заботливо усадил дядю Васю на табурет. — Погоди, я машину вызову.

Диспетчер усаживал дядю Васю в директорскую машину, когда к ней подошёл Виктор. В щегольской кожаной куртке на молниях, в коричневом берете, подтянутый, ловкий, он помог диспетчеру усадить дядю Васю, сам сел рядом.

— Будешь работать на моей машине, — глядя воспалёнными глазами на Семёнова, прохрипел дядя Вася. — Там пацанов много, школьников. Ты их подбирай, слышишь? Обязательно подбирай. По всей дороге. Понял? А ещё за Сухарями спуск крутой… Там не гони, в два счёта в кювет занесёт.

Виктор слушал и согласно кивал.

Утром он вышел в рейс. Место в кабине за рублёвку занял толстый заготовитель. Старая учительница молча забралась в кузов. Ни одного школьника Виктор не подобрал: у ребят не было денег, тормозить, жечь зря бензин… Ну, это уж извините!

5.

Несколько дней выходили ещё ребята к дороге, поджидая машину, но она проходила на большой скорости, обдавая самых отчаянных, стоявших прямо у колеи, грязью из-под колёс. Васьки среди этих ребят не было. Он теперь вставал на час раньше и отправлялся в школу пешком. Шёл полем, чтоб не слышать гула мотора, не видеть острых, как ножи, лучей фар.

Однажды Васькина мама поехала в город за покупками. Вернувшись, она с возмущением говорила:

— Ну и выжига этот новый шофёр. Ты подумай: взял рубль, а билет оторвал на двадцать копеек. Вот ворюга!

— Какой шофёр? — не понял Васька.

— Молодой такой, нахальный, — ответила мама. — Тот наш шофёр, дядя Вася, заболел, вот нового и поставили. Ну и человек! Старуха в больницу ехала, в кабину посадить не хотел. Давай, мол, трояк — посажу.

Новый шофёр! Так вот почему перестала подбирать ребят машина! Васька сжал кулаки. Ладно. Мы с тобой рассчитаемся…

А дядя Вася заболел. Васька почувствовал, что у него горят уши. Как он мог подумать даже, что дядя Вася проехал бы мимо, тогда, в тумане? Как мог таить на него обиду, не попытавшись узнать, почему перестала машина подвозить идущих в школу ребят?!

Вечером Васька пошёл в сарай. Взял два толстых бруска, горсть длинных гвоздей и приступил к работе. Примерно через час два страшных «ежа», растопыривших вместо иголок острые гвозди, были готовы.

Ночью подморозило, и глубокая колея застыла вздыбившейся грязью. Васька знал: вывернуть на ходу из неё невозможно.

Сосны подступали к самой дороге. Васька остановился и осмотрелся. Дорога чёрной лентой, чуть присыпанной снежком, лезла на бугор, за которым начиналось село. Ни души не было на ней, на холодной, неуютной дороге, Васька оставил под сосной портфель, достал из-под полы «ежи» и побежал, пригнувшись, к дороге.

Всё было кончено в несколько минут: бруски установлены в колее гвоздями вверх и присыпаны снегом. Васька метнулся к сосне, подхватил портфель. Надо было убегать. И он помчался в лес, спотыкаясь о перепутанные корни деревьев, но потом остановился и бросился назад. Он подбежал к сосне, стоявшей у самой дороги, повалился на снег и стал жадно лизать его запёкшимися губами.

Машина взбиралась на бугор, и до дрожи знакомый натужный гул мотора послышался вдалеке. Васька вздрогнул и весь подался вперёд.

Машина приближалась. Грязь подмёрзла, грузовичок с хрустом подминал под себя дорогу, обшаривая её колючими фарами. Васька съёжился под деревом. Вместо отчаянной злости стал стремительно заползать под рубашку липкий противный страх. Эти «ежи» на дороге… Машина идёт прямо на них. Ей не свернуть,