вторую половину должна была доплачивать семья. А вместо семьи у меня были только тетушка и брат Уэсли. И через некоторое время у нас начались трудности с деньгами на завтрак, на книги, на то и на это. Но потом Уэсли — который в то время ходил в колледж — решил перейти на вечернее обучение, а днем работать. Что за чудо был мой брат! Они с тетушкой всегда меня поддерживали и были уверены, что я выбьюсь в люди, что у меня есть для этого нужные качества (хотя тетушка и впадала иногда в сомнения, когда видела мои оценки по математике).

Уэсли проводил много времени в колледже, но к тому времени, как мне исполнилось семнадцать, я уже мечтала поскорее найти работу, слезть с его шеи и ни от кого не зависеть. Я понимала, что нельзя вечно жить за тетушкин счет. Мыслей стать певицей у меня не было — если хочешь выжить на Ямайке, нужно быть реалистом. Так что по окончании школы я прямиком отправилась учиться на медсестру. И поскольку лучшим вариантом для всякой нуждающейся юной девушки была работа секретарши, то еще я записалась на вечерние курсы стенографии и машинописи. Тогда у меня уже появился бойфренд, один из двух близнецов, которые тоже любили петь и пробовали создать нечто вроде ямайской версии знаменитого соул дуэта «Sam and Dave». По вечерам после работы мой друг поджидал меня с курсов и мы совершали длинные романтические прогулки.

И вот, как и многие девушки моего возраста, я увлеклась и сбилась с пути. Я дожидалась возможности начать работу в одном из больших госпиталей в Кингстоне (туда брали только с восемнадцати лет), когда забеременела. Подростковый секс был ужасным позором в то время, во всяком случае, с точки зрения тетушки. Я не осмеливалась ей рассказать, но меня выдала утренняя тошнота.

— Что это ты плюешься? — грозно спросила она. И мне пришлось сознаться.

Это был один из самых страшных грехов, которые я могла совершить под тетушкиным бдительным оком. Все были во мне разочарованы. «Давайте отвезем ее к доктору и избавимся от проблемы», — вот что они решили.

— Нет-нет, ты не можешь оставить ребенка, — сказала мама мальчика. — Мой сын слишком молод, и ты слишком молода, вы ни за что не справитесь, вам обоим надо вернуться в школу.

Она отправила парня в Англию — насильно, потому что мы любили друг друга, и он хотел стать отцом. Несмотря на его отъезд я решила все равно родить ребенка, хотя тетушка требовала, чтобы я пряталась под кроватью или за дверью, когда к нам кто-то заходил.

Я очень боялась, но не теряла присутствия духа и вскоре родила в госпитале «Джубили» моего первого ребенка, девочку, которую я назвала Шэрон. Надо ли удивляться, что она тут же стала тетушкиной любимицей и королевой бала. Что же до меняло свой девятнадцатый день рождения я встретила, по-прежнему дожидаясь работы в госпитале и забыв про дальнейшее образование.

Рождение Шэрон не особенно переменило нашу домашнюю жизнь. Мы с Дримом продолжали разучивать песни, которые слышали по радио. По вечерам мы пели во дворе под сливой. Часто к нам присоединялась Марлен Гиффорд по прозвищу Красотка, моя подружка, которая еще училась в средней школе. Она любила приходить поиграть с ребенком и держала меня в курсе последних слухов и происшествий. У нее был хороший голос, и из нас получалось неплохое трио. Однажды, когда мы репетировали перед одним из дворовых концертов, я сказала им:

— Знаете, а ведь мы могли бы создать группу. — Тогда чуть ли не каждый житель Тренчтауна пытался петь, или играть на каком-нибудь инструменте, или создать вокальную группу.

В то время, в середине шестидесятых, все, кого я знала, были в восторге от нового стиля ямайской музыки, известного как «рокстеди». Нашими любимыми звездами были «Toots and the Maytals», Делрой Уилсон, «The Paragons», Кен Бус, Марсия Гриффитс и особенно группа, называвшаяся «The Wailing Wailers». «The Wailers» записали несколько синглов в стиле рокстеди в студии неподалеку от того района, где мы жили. В Кингстоне тогда существовало какое-то количество маленьких студий, часто они служили побочным бизнесом для своих хозяев. Например, «Beverly's Records» размещалась вместе с мороженицей (помимо этого, владелец торговал еще и канцтоварами), в другом случае студия сосуществовала с магазином крепких напитков. «Studio One» на Брентфорд роуд принадлежала человеку по прозвищу Сэр Коксон. Настоящее имя его было Клемент Додд, он был большим поклонником ямайской музыки и очень многое сделал для ее продвижения.

Когда я узнала, что «The Wailing Wailers» каждый день проходят мимо нашего дома по дороге в студию, я сказала Дриму и Марлен, что мы должны непременно с ними познакомиться и спеть для них. Однажды вечером я увидела, как они идут мимо кладбища, и мы все втроем выбежали помахать им. Глядя на этих ребят — их тоже было трое, — я подумала: «Ну что ж, выглядят они неплохо, я могла бы с ними подружиться». Хотя тетушка не переставала мне говорить: «Не ищи больше мальчиков на свою голову, у тебя уже есть один ребенок, теперь остынь немножко. Или ты идешь работать, или обратно в школу, или мне придется отправить тебя к отцу — ты здесь живешь не затем, чтобы добавлять мне проблем!»

Тем не менее, я начала обращать внимание на «The Wailers» и слушать их по радио. И вот однажды, довольно скоро, они остановились перед нашим домом и помахали мне в ответ. Питер Тош, самый высокий из них, перешел улицу, в то время как двое других парней облокотились на кладбищенскую стену, пощипывая струны гитары. Питер представился — его настоящее имя было Уинстон Хьюберт Макинтош, — поздоровался, спросил, как меня зовут, и назвал меня «милой девушкой».

— Так вы, значит, «The Wailers», — сказала я. — А там кто?

— Это Банни, — ответил он. — А другой — Робби.

— Привет! — крикнула я через улицу, все это время соображая, как бы упомянуть, что мы умеем петь.

После этого я предложила Дриму:

— Давай отрепетируем песню Сэма и Дэйва «What Is Your Name?».

В следующий раз, когда «The Wailers» шли мимо и остановились нас поприветствовать, я сказала Питеру:

— Между прочим, мы тоже поем немного.

И он ответил:

— Ну давайте тогда, ребята, спойте.

Тетушка была со мной очень строга после рождения Шэрон, мне даже не позволялось разговаривать с чужими парнями на улице.

— Не заставляй меня чувствовать себя старухой только потому, что я родила ребенка! Я еще молода и могу найти свое счастье! — кричала я в ответ на ее поучения.

Но правило оставалось правилом: я могла говорить только через забор. Так что когда Питер согласился нас послушать, я открыла ворота и встала одной ногой во дворе, а другой снаружи. И мы запели.

На следующий день не только Питер, но и тот, которого звали Робби, подошел к нашему дому. В этот раз я была