Пьесы. Л., 1968.

За три года до публикации пьесы Панова подтвердила в печати: "Давно занимает меня драма русского поэта XVIII века Тредьяковского. И при жизни, и после смерти горьким его уделом была несправедливость. Вот об этой-то фатальной судьбе мне хочется рассказать в пьесе" (Веч. Ленинград. 1965, 19 марта).

Драма "Тредьяковский и Волынский" вызвала спор при появлении в печати, затронувший суть исторической концепции пьесы и авторского освещения главных ее фигур (см.: О с е т р о в Е. Бедный Тредьяковский // ЛГ. 1968, 17 июля; О р л о в Вл. Необоснованные упреки // ЛГ. 1968, 31 июля).

В основе сюжета "Тредьяковского и Волынского" известные события русской истории первой половины XVIII в., связанные с возвышением и падением родовитого вельможи, родственника Петра I Артемия Петровича Волынского (он был женат на двоюродной сестре царя А. Л. Нарышкиной), занявшего при царице Анне Иоанновне важнейший государственный пост кабинет-министра. Способный политик, вступивший в тайное соперничество с самим герцогом Бироном, ближайшим лицом императрицы, Волынский отличался грубостью характера и самодурством, которое не раз испытывали на себе его подчиненные. Жертвой этого самодурства стал однажды и русский поэт Василий Кириллович Т р е д ь я к о в с к и й (1703 - 1768), униженное положение которого в обществе и при дворе не соответствовало его крупным заслугам перед отечественной литературой и просвещением.

Всевластный временщик Бирон дал ход жалобе секретаря "де сиянс академии", пиита В. К. Тредьяковского, который был жестоко избит Волынским за какую-то оплошность, допущенную при сочинении виршей для шутовской свадьбы в Ледяном доме. Поводом для следствия послужил также донос близкого Волынскому человека дворецкого Василия Кубанца.

Политическая расправа над Волынским и публичная казнь осужденных произвели чрезвычайное впечатление в столице и во всем русском обществе. Эта акция явилась как бы кульминацией ненавистной всем бироновщины, очень скоро низвергнутой после смерти в том же 1740 г. императрицы Анны Иоанновны. При новой царице Елизавете Петровне, в пользу которой будто бы действовал Волынский, были возвращены из ссылки и восстановлены в правах его дети. А во второй половине XVIII в., при Екатерине II, состоялась полная гражданская и политическая реабилитация казненного кабинет-министра А. П. Волынского (см.: К о р с а к о в а Д. А. Артемий Петрович Волынский и его "конфиденты" / Из жизни русских деятелей XVIII века. Казань, 1891. С. 329).

Сочувствие Волынскому как жертве бироновской тирании и официальное признание его невиновности Екатериной II, осуществившей отчасти государственные реформы, им намеченные, послужили источником литературной идеализации личности Волынского и далеко идущих истолкований его прогрессивной роли в русской истории. Как патриота-гражданина и тираноборца рисовал Волынского декабрист К. Ф. Рылеев в своих стихотворениях "Волынский" и "Голова Волынского, или Видение императрицы Анны". В романтическом духе Волынский был изображен и в популярном романе И. И. Лажечникова "Ледяной дом" (1835).

Причины возвышения Волынского, ставшего кабинет-министром при Анне Иоанновне, логика его временного союза с Бироном, переросшего затем в соперничество с ним, остались в романе Лажечникова непонятыми с исторической точки зрения, а сама фигура главного героя поднята на котурны и поэтически приукрашена. На это расхождение с исторической истиной, при всех литературных достоинствах и остроте замысла "Ледяного дома", одним из первых обратил внимание Пушкин. (См.: П у ш к и н А. С. Полн. собр. соч. в 10 т. Т. 10. М., 1958. С. 555 - 556).

Документальные публикации по делу Волынского и обстоятельные исследования его биографии уже во второй половине XIX в. почти ничего не оставили от романтической легенды об идеальном государственном муже и бескорыстном патриоте, действующем из высших соображений.

Волынский был плоть от плоти той деспотической системы, которую он с негодованием обличает в романе Лажечникова. При незаурядном уме и несомненных политических способностях, он в нравственном отношении мало чем отличался от других фаворитов послепетровского времени. Та же неразборчивость в средствах, то же корыстолюбие, тот же деспотизм и жестокость, та же надменность в отношениях с низшими и пресмыкательство перед высшими. Без этих качеств Волынский никогда не достиг бы верхних ступеней государственной иерархической лестницы.

В процессе работы над драмой "Тредьяковский и Волынский" Панова тщательно изучила основные исторические источники, относящиеся к теме; в ее подготовительных материалах и черновиках сохранились выписки из старых работ И. И. Шишкина, Д. А. Корсакова, Ю. В. Готье, посвященных Волынскому, а также из трудов советских историков, занимавшихся изучением XVIII в.

Создавая драматический образ своего Волынского, Панова стремилась сохранить верность "истине исторической" (Пушкин), причем Соблюсти ее не только в деталях, в точном биографическом контуре личности героя, но прежде всего в общей художественной трактовке послепетровского времени, для которого и Волынский, и Бирон, и Тредьяковский представлялись драматургу фигурами характерными, чтобы не сказать символическими.

Взаимоотношения Тредьяковского и Волынского имеют в пьесе драматический смысл, совершенно обратный тому, какой усматривал в этом сюжете И. И. Лажечников.

Оскорбительная насмешка над Тредьяковским - едва ли не главный нравственный промах "Ледяного дома", еще более несправедливый исторически, чем чрезмерная идеализация Волынского. Тредьяковский, по Лажечникову, педант, образец "бездарного труженика учености", человек суетливый, мелкий, завистливый, приложивший руку к гибели Волынского и тем будто бы отплативший черной неблагодарностью за многие милости своего покровителя.

Пушкин не принял версии Лажечникова: "За Василия Тредьяковского, признаюсь, - писал поэт, - я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей. В деле же Волынского играет он лицо мученика. Его донесение Академии трогательно чрезвычайно. Нельзя его читать без негодования на его мучителя" (там же. С. 556).

Краткая пушкинская оценка могла бы стать эпиграфом к драме Пановой. В согласии с Пушкиным и в развитие его мысли освещены в пьесе два главных характера. Следуя исторической истине, Панова исключила Тредьяковского из числа "конфидентов" Волынского. Ни его приближенным, ни тайным доверенным лицом тот никогда не был. Само собой отпадает обвинение в "предательстве", в неблагодарности к "патрону", которому Тредьяковский не был обязан ничем, кроме