- 1
- 2
Людмила СВЕШНИКОВА БУТЫЛКА
Титков с трудом выплыл из вязкого мутного сна. В голову вроде понасыпалась свинцовая дробь и болезненно там перекатывалась, а на языке ощущался привкус мышиных экскрементов. Бок и правое плечо тяжко ломило: вчера «с устатка» заснул на кухонном полу, а вредные бабы, жена и дочь Алька, не удосужились телогрейку подсунуть. Сами бы попробовали спать в таких условиях… Накануне Титков с мастером Никишкиным зашли в винный отдел продовольственного магазина. Мастер вытянул из кармана блокнотик, быстро пролистал и растопырил три пальца: — Вера, Надежда, Любовь… На каждую святую приобрели по «зелёненькой» и двинули на квартиру к Титкову. В кухне мастер Никишкин ловко сколупнул с бутылок шапочки и натянул на горлышки детские соски с большой дыркой на конце. Титков приятно удивился: умел мастер творчески оформлять выпивоны! Вчера, к примеру, пили из яичных скорлупок по сельскохозяйственному календарю за успешный подъём зяби, закусывая сырой морковкой… Никишкин поднял бутылку и торжественно провозгласил: — Поначалу засосём за Веру! Засосали, закусив огурцом и килькой в томате. Когда приложились к соскам третий раз, пришла жена Титкова, Матильда, женщина вечно усталая и раздражённая, с неживыми от перекиси волосами. Несмотря на хрупкую внешность, она после работы приволакивала тяжеленные сумки с разными овощами и продуктами. Титков позвал было жену посмотреть на новую «рационализацию» мастера, но она не удивилась, а сказала: — Хоть бы вас самих куда засосало, алкаши проклятые! — Не бери во внимание, — успокоил Титков мастера. — Она никогда ничего понять не может! Никишкин быстро успокоился, и они засосали за Надежду. Пока продолжали за Надежду, Титков всё прекрасно помнил. Помнил, как жена приходила на кухню и говорила что-то неприятное, но когда продолжали за Любовь, окружающее стало восприниматься отрывочно.Не открывая глаз — они что-то плохо открывались, — Титков взлягнул ногами и попал в холодное и скользкое. Ага, холодильник! Опохмелка могла бы быстро поправить тяжёлое состояние — за углом в ларьке наверняка уже торгуют пивом, — но идти придётся самому, потому жена и дочь Алька не посочувствуют. Собрав всю силу воли, Титков сел и открыл глаза, но вместо привычной кухонной обстановки увидал совершенно непонятное: тесное стеклянное помещение и большой плакат на стене с незнакомым словом — «АКДОВ». За прозрачной стеной виднелось гладкое поле и странный белый диск. На диске лежал крокодил. Без лап. С отгрызенной головой. Из шеи изуродованного зверя сочилась белесая кровь. «Белая горячка!» — испугался Титков. — Вот оно, вот дошёл до жизни!» Зажмурив глаза, он энергично помотал головой. Дробь под черепом замоталась в такт, но крокодил не исчез. Пришла другая жуткая мысль: «Инопланетяне похитили! Ради своих гнусных экспериментов… Не зря Никишкин как-то говорил: шныряют на тарелках и вынюхивают что и как… Живыми крокодилами, гады, питаются!» — Помогите, караул! — застучал он в стенку ногами. — Чего орёшь?! — прогремел вдруг голос жены, словно бы усиленный многими динамиками. — Чего орёшь? Засосало, пьянь голубая, сиди! — Огромный, как тыква, глаз заглянул в стеклянное помещение. — Это почему ты такая большая, и зачем крокодил? — кивнул Титков в сторону белого диска. — Я нормальная, — сказала жена, — я как и была, а ты вот уменьшился… — Ты засадила!? — Я что — Кио? — хмыкнула Матильда и, ухватив белый диск толстыми, как брёвна, пальцами с облупившимся маникюром, убрала из поля зрения. Титков понял: никакой это не крокодил, а надкусанный огурец необыкновенного размера. Но от понимания легче не стало, и очень возмутило спокойствие жены. Ему хотелось, чтобы она запереживала и заплакала, глядя на несчастье родного мужа. — Чего уставилась, дура! Зови неотложку! — закричал он. — Зачем? Зачем неотложку? — Чурбак ты с глазами, Мотька! — нервно заметался по тесному помещению Титков. — Будешь обзываться, зашвырну куда ни попадя… Только всю жизнь и обзывается. Дождёшься! — пригрозила Матильда. Титкову ясно представилось, как он летит в шахту мусоропровода среди разной вонючей дряни и никто не замечает его бесславной гибели. — Мотя, — сказал он мягко, — зачем нам ругаться? Вынь меня отсюда. В поликлинику надобно, больничный взять… — Как вынуть? Голова не пройдёт. — Разбей посудину! — А если стекло порежет? Отвечай за тебя, да? Да ещё в таком виде по квартире шастать будешь! Нет. К Альке нынче жених придёт. Увидит мини-тестя и жениться раздумает… — Мне, Мотя, в понедельник на работу, как же я… — Глядите, на работу ему! Теперь остаётся экспонатом в музее работать: смотрите, граждане, до чего алкоголизм доводит, как человек измельчал! — Какой ещё экспонат?! — закричал Титков. — С ума сошла? Матильда дальше разговаривать не захотела. Она взяла бутылку, пристроила её в глубине кухонного шкафчика и захлопнула дверцу. Стало темно и жутко. Титков потоптался по стеклянному полу, лёг и попытался заснуть: может, проснувшись, он обнаружит себя прежним — мужчиной солидного веса и хорошего роста. Уснуть не удалось, и тоска взяла невообразимая, прямо смертная тоска, аж опохмелиться расхотелось. Вспомнилось: сегодня суббота, во дворе на самодельном столе мужики забивают «козла», а по улице ходят взад-вперёд нормальные люди. Кто так гуляет, а кто идёт в разные кинотеатры. Сам Титков забыл, когда был в кинотеатре, употребляя всё свободное время на встречи с фантазёром Никишкиным. Теперь — всё! Торчи в проклятой бутылке, смерти жди! Стало жалко себя и всей пропащей жизни. Громко, с подвыванием, он зарыдал. Дверца шкафа скрипнула, стало сразу светлее. Великанский глаз глянул в горлышко: — Обедать будешь? «Всё же она не вредная, — подумал Титков, — другая бы, точно, в мусоропровод шваркнула за все-то художества…» — Помереть хочу! — всхлипнул он. — Смысла не вижу… — Думать надо было. — Другие тож потребляют. — Потребляют, потребляют… Смотря как потреблять. Не каждый же день до потери сознания! Вот посиди и подумай — хорошая у меня жизнь с тобой? А теперь что — смотри на такого убогого! Хоть бы Альке судьба досталась… Из Матильдиного глаза выкатилась слеза и поползла по боку бутылки. «Ладно внутрь не попала, — подумал Титков, — как есть промок бы!» — Не могу так сидеть, — заныл он. — Я что — жук? — Кто тебя знает, может, ты давно такой, а я и не замечала? — задумчиво предположила жена. — Толку-то от тебя… Одна кручусь — верчусь — дом, работа, опять же Алька. Обедать будешь? Она опустила в бутылочное горлышко на нитке
- 1
- 2