Испанию... У самих - ни гроша!" А деньги, конечно, у людей есть, в домах пахнет хорошей едой, дети-подростки одеты, как в журнале мод, сами хозяева лоснятся от довольства, и новая тачка посверкивает под окнами. А дать взаймы - не дадут. Таковы нравы этой новой эмиграции. Деньги держи при себе. Или пускай в рост. Деньги должны работать. Или просто греть хозяев своим тихим сиянием. А тут этот проходимец Чуркин пропился и просит. Обнаглел. "И были бы деньги - не дали бы!" - победоносно довершат диспут о чуркинском займе добрые люди, соотечественники в прошлом и будущем.

А гуся хочется. Хочется, чтоб украсил стол. Люська, жена, будет разделывать румяную тушку. Даша и Маша будут пускать слюни, следя за разделкой. Гусь с яблоками. На яблоки Чуркин наскребет. На гуся - нет.

И Чуркина осеняет идея. На пруду, недалеко от дома, где квартируют Чуркины, застрял на зиму гусь. Еще летом, отбитый от стаи новым вожаком, он нелепо ковылял за утиной стаей, после того как его бывшая семья, гусиное подросшее стадо, подалось на юг. Да и гусь этот какой-то никчемный. Он, похоже, не может летать. Что-то с крыльями. Может, ему специально подрезали крылья, чтоб не путешествовал? Во всяком случае, жизнь этого гуся должен увенчать подвиг - путешествие в мешке на кухню Чуркиных. Далее птицу ощипать, выпотрошить, промыть, посолить, напичкать яблоками и зашить ниткой. Неплохо немного шафрану, майорану. Можно обложить ганса картофелем - напитается картофель гусиным жиром, зарумянится - ешь да похваливай!

Днем Чуркин закупил кило яблок покислее. Взял пузырь "Горбачева". К вечеру, затемно, накинул ватник, привезенный из России как символ родных просторов, надел бродни - сапоги по пояс, их тоже привез запасливый Чуркин из родного Подмосковья: как-никак рыбак! И со всей этой амуницией отправился на пруд.

Луна, как водится, на ущербе, впотьмах никто Чуркина не прихватит с гусем. Вот только гуся надо отыскать: ну да он, вероятно, на островке ночует, до островка в броднях можно бродом и пройти. Серебрилась старая ива. Тихо брякал колокол в ближней кирхе. Серебряная рябь окатывала гладь воды. Чуркин ступил в пруд.

Дно оказалось илистым, ноги вязли, идти было тяжко, и Чуркину вдруг стало жутко: засосет...

До островка он дошел, не засосало. Гусь спал, заткнув голову под обрубленное крыло. Чуркин накинул на спящего ватник. Ганс не трепыхнулся. "Привет "зеленым"!" - ухмыльнулся Чуркин и перебросил птицу в мешок. Гусь затрепыхался, но Чуркин крепко связал мешок. И в обратный путь. Черпанул в сапог-бродень. Ругнулся. Рождественский гусь - вот он, полегчало.

Дома, в кухне, хозяин выпустил пойманного на волю. Гусь покорно встал посреди линолеумного пространства. Он моргал, как спросонок, только не как люди, а веко шло снизу вверх. "Это что же, резать его надо?" - обдало Чуркина холодом. Жена с девчонками гуляли перед сном. Чуркин задумчиво поставил на пол плошку с водой. Подумал-подумал, насыпал гречки. Покрошил хлеб. Гусь тоже подумал-подумал, стал клевать.

- Ой, папочка, спасибо тебе! - завопила Даша, как пришла.

- Ой, какая птичка хорошенькая! - завопила Маша, скидывая шубейку.

Гусь поел и стал нервничать. "Гадить хочет",- думал Чуркин и постелил газеты, которые оставлял ему сосед-немец. Гусь с удовольствием сделал дела на портрет обнаженной красотки, сунул голову под крыло и заснул.

Долго сидел Чуркин в кухне. Откупорил "Горбачева", пригубил. Заговорил с гусем:

- Вот какая штука получилась, брат... Остались мы с тобой в бобылях. Целится моя старуха уходить от меня к соседу-немцу. Надоело, говорит, мое пьянство-гулянство. А что делать? Безработица! Пахал на стройке, через полгода - вон. Хожу как неприкаянный - ну точь-в-точь ты! И крылья тоже подрезаны. Эхма, остались мы с тобой сироты!

Чуркин двинул носом, вытер кулаком глаза. Подошел, погладил гуся, тот понимающе гукнул.

Рождество встречали в квартире Чуркина все-таки весело: сосед-немец, кстати, тоже Ганс, принес тминной - "Кюммеля". Жена Люси сгоношила закусок женщины, они все умеют.

На отдельной табуретке, на газете важно сидел второй ганс - краденый гусь. Перед ним на столе стояла тарелка с салатом "оливье". Так что рождественский гусь в квартире Чуркиных был.

А когда гость и хозяева затянули "Степь да степь кругом", гусь даже по-своему подпевал: га-га-га, га-га...

* "Что, простите?" (нем.)