обращаясь к миссис Скофилд. - Мы играли во всякие игры - "в квакеров", "ладушки", "паломничество в Иерусалим".
- Да, или в "почту", или в "уронить платок", - согласилась миссис Скофилд. - Все так изменилось. Ну, можно ли себе представить, чтобы Фаншон Гелбрейт играла в наши игры? Смотрите, Пенрод, по-моему, совсем не дурно танцует с ней. Кто бы мог подумать! Он ведь так не успевал в танцевальной школе.
Пенроду и самому казалось, что у него сегодня хорошо получается. Вернее, ему казалось это до той поры, пока ему не пришлось танцевать с Марджори Джонс. День был уже на исходе, Пенрод, как того требовало положение радушного хозяина, о коем ему неоднократно напоминала мать, уже поочередно протанцевал со всеми маленькими девочками и четыре или пять раз приглашал Фаншон. Когда он подошел к Марджори, та смиренно приняла его приглашение, однако спустя всего несколько фигур вскрикнула от боли.
- О, Господи! Ну, неужели ты никогда не научишься танцевать, как другие мальчики? Ты же на всех наступаешь!
- Да ничего я не наступаю!
- Наступаешь!
- Не наступаю!
- И тебе не стыдно? - спросила Марджори. - Танцы уже скоро кончатся, скоро все уйдут домой, а ты по-прежнему на всех наступаешь! - Они остановились и обменялись неласковыми взглядами. - Мне бы на твоем месте было стыдно! - еще раз сказала она.
- А мне не стыдно! Это ты бы постыдилась так разговаривать!
- Замолчи уж!
- Не замолчу! - крикнул Пенрод. Он был настолько зол, что даже не заметил, как к ним подошли Фаншон и еще несколько девочек. Они намеревались проститься, а также сообщить, что "прекрасно провели время". Но Пенроду сейчас было не до Фаншон. "Марджори должна взять свои слова обратно!" - вот единственное, что сейчас его занимало, и больше он просто не мог ни на что обращать внимание.
- Ты сама замолчи! - орал он. И хотя вокруг столпилось столько жаждущих попрощаться гостей, Пенрод теперь видел только янтарные кудри Марджори и продолжал: - Ты бы сама постыдилась так разговаривать! Это тебе должно быть...
Но тут он заметил, что Марджори успела тихо уйти восвояси. Правда, Пенрод еще долго не мог успокоиться. Уже последний гость покинул праздник, а Пенрод все продолжал бормотать себе под нос: "Это тебе должно быть стыдно так разговаривать! В мой день рождения говорить такое!" Потом Пенрод заметил сосуд с лимонадом и кинулся утолять жажду. Это продолжалось до тех пор, пока лимонад не был выпит до капли.
Глава XXXI
ЗАПИСКА
Пенрод вышел во двор. Солнце спускалось за забор заднего двора, и окна дома, выходившие на эту сторону, отливали золотом. От них исходил такой резкий свет, что просто больно было смотреть. День рождения почти прошел. Пенрод вздохнул и извлек из кармана рогатку. Ту самую рогатку, которую ему вручила сегодня утром тетя Сара Крим.
Пенрод задумчиво поглядел на рогатку и натянул резину. Она хорошо пружинила. Убедившись в этом, Пенрод поддался искушению. Он нашел симпатичный камушек, вложил его в кусок старой кожи и выстрелил. Он целился в воробья, который сидел на ветке. Ветка находилась посредине между Пенродом и домом. Пенрод бы, наверное, попал, но тут его ослепил отблеск солнечного света, и он немного раньше отпустил резинку.
Вот так и получилось, что вместо воробья Пенрод угодил в стекло. Звон получился громкий, и, к своему ужасу, Пенрод увидел за разбитым стеклом отца. Мистер Скофилд стоял с бритвой в руке и ловко уворачивался от осколков. Казалось, еще не отзвенело стекло, когда мистер Скофилд изрек убийственное по своей силе ругательство и кинулся на улицу.
Окаменев от неожиданности, Пенрод со сломанной рогаткой в руке ждал возмездия. Мистер Скофилд не слишком долго испытывал терпение сына. Несколько секунд спустя он предстал перед ним, и краска ярости, залившая его лицо, просвечивала даже сквозь густой слой пены.
- Что это значит? - заорал он, тряся сына за плечи. - Не прошло еще и десяти минут, как я сказал твоей матери, что, кажется, ты впервые в жизни хорошо себя вел. И вот, стоило мне пойти побриться к обеду, как ты решил запустить в меня камнем!
- Я не запускал в тебя камнем, - пробормотал Пенрод. - Я стрелял в воробья, но солнце светило мне прямо в глаза, а потом резинка лопнула и...
- Какая еще резинка?
- Вот эта!
- Откуда у тебя эта мерзость? Ты что, не слышал, как я тебе раз и навсегда запретил...
- Она не моя, - перебил его Пенрод, - а твоя.
- Что-о-о?!
- Да, папа, - смиренно ответил Пенрод. - Мне дала ее сегодня утром тетя Сара Крим. Она сказала, что возвращает ее тебе. Она говорит, что отняла ее у тебя тридцать пять лет назад. Она сказала, что ты убил ее любимую курицу. Она еще что-то тебе просила сказать, но я уже забыл что.
- Да-а-а, - произнес мистер Скофилд.
Он взял в руки сломанную рогатку и задумчиво посмотрел на нее. Он еще долго так стоял, рассматривая эту реликвию, и взгляд у него был такой же, как и у сына. Потом мистер Скофилд повернулся и медленно побрел к дому.
- Прости, папа, - сказал Пенрод.
Мистер Скофилд в это время уже подошел к двери. Он кашлянул и, не оборачиваясь, ответил:
- Да ладно, сынок. Разбитое стекло не самая большая беда!
Он удалился в дом, а Пенрод пошел к забору заднего двора и, усевшись на него верхом, принялся мечтать.
Через два двора на заднем заборе показалась еще одна фигурка.
- Привет, Пенрод! - крикнул дружище Уильямс.
- Привет, Сэм! - машинально ответил Пенрод.
- Ну, пока! - крикнул Сэм, соскакивая с забора. И уже снизу добавил: Еще раз поздравляю тебя с днем рождения!
И тут под ногами Пенрода раздался жалобный лай, и он увидел, что с земли на него преданно взирает Герцог.
Последний луч солнца, подобно благословению, осветил оседлавшего забор Пенрода. Пройдет много лет, и иногда тихими солнечными вечерами он будет вспоминать этот вечер. Память снова воскресит и ощущение ласкового тепла, и фигурку мальчика на заборе, окутанную лучами заходящего солнца, и Герцога, восторженно глядящего на юного хозяина. Вспомнит он и то, как на соседней улочке под сенью дерева мелькнуло розовое платье и янтарные кудри, а потом перед самым его лицом пролетело что-то белое. Потом он услышал тихий смех и быстрые легкие шаги, которые все удалялись и удалялись.
Пенрод опустил голову и заметил, что между передними лапами Герцога лежит белая бумажка, сложенная в виде колпачка. Когда он поднял и развернул записку, на нее вдруг упал еще один солнечный луч. И Пенрод прочел: "Ты у меня патрисающий мальчик".