К ним уже спешила пятерка конников, которые отделились от сражения и что есть мочи стегали коней. Раш видел, как неуклюже несут лошади, как то и дело спотыкаются о нагроможденные тела.
В тех, кто приехал, Раш признал лишь Фьёрна. Северяне, завидев своего павшего правителя, понурили головы, словно вокруг не было многих и многих мертвецов, погибших точно так же, как и Торхейм. Рашу сделалось отвратно, будто кто-то сунул под нос собачьего дерьма.
- Битва будет за нами, - сказал один из пятерых, - но какой ценой.
- Наш славный правитель и воин-шамаи, - подхватил второй и его голос треснул на полслове.
- Который из шамаи? - Раш не сразу понял, что задал вопрос вслух.
- Славный орль, Талах, - нехотя ответил Фьёрн.
Пока воины Севера преклоняли колени перед Торхеймом, Раш, не отрывая взгляда, смотрел туда, где бушевали призрачные духи-защитники. Теперь осталась только дева с мечом и вол. Но, раз они живы, значит, Хани хватает сил держаться, подумалось карманнику.
Глава восемнадцатая
Хани едва смогла разлепить веки. С того самого мига, как закрыла глаза, чтоб призвать в помощь духов-защитников, она сделал это впервые. Там, в темном мире, было сыро и холодно, точно в могиле. И там спутницей ей была тишина. Не стало звуков сражения, не стало криков и рычания голодных тварей, которые пришли поживиться северным народом.
Защитники долго молчали. Хани звала их, просила выйти в битву, но отвечал лишь звенящий холод да промозглая стужа. И только много позже послышались голоса. Сразу несколько. Они требовали дать им сил, и девушка отдала все, что могла.
После того мысли покинули ее голову, тело сделалось беспомощным как балаганная кукла без кукловода. Сколько минуло времени - оставалось лишь догадываться.
"Прости... Я не смог стать крыльями..."
Хани узнала голос. Узнала бы даже будь он тише подземного ручья, дальше звезд в небе.
"Талах?" - спросила мыслями, боясь услышать ответ.
"Отвези меня в Сьёрг, колдунья Севера" - отвечал голос. Спокойный, неживой, лишенный всяких оттенков, будто сплошное серое марево, заполонившее собою тьму вокруг. - "Положи под стенами храма Скальда, чтоб я смог стать вечным защитником Артума".
Она открыла глаза.
- Нет, - ответила в полный голос. И повторила снова и снова, пока горло не охрипло от крика.
Чьи-то руки подхватили ее и унесли прочь с поля боя. Она не сопротивлялась.
Не нашлось в глазах слез, не нашлось в сердце слов, чтоб проститься. Хотелось снова закрыть глаза и встретить темноту. Так и сделала. Только теперь в ней стало слишком людно. Крики, стоны, плачь, мольбы донести последние слова. Духи умерших сразу взяли Хани в кольцо. Их голоса слились единою рекой, сошлись потоком и накатили так же неудержимо, как горная река в час таянья снегов.
- Не трогайте меня, уходите, все, - просила она, отчаянно стараясь вырваться из крепких рук того, кто уносил ее все дальше от могильника, которым стало место притихшего сражения.
- Молчи девочка, во имя всех богов Эрбоса - молчи, - отвечал голос над головой.
То был Берн. От него пахло кровью и смертью.
Голоса же не умолкали. Они перестали просить, только требовали, перекрикивая друг друга, будто голодные дети круг матери с одним сухарем. "Я не слышу вас", - как заклинание повторяла Хани. Почему они не замолкнут на веки, не покинут ее головы?
В словах потонули и речи Талаха. Девушка силилась вспомнить, как не почуяла того мига когда он нуждался в помощи, когда нужно было во что бы то ни стало оказаться рядом с тем, кому обещала единение под брачные молитвы?
- Как она? Цела?
Средь шумящих духов, звонкий голос Миэ показался спасительной нитью, за которую Хани с радостью ухватилась. Миэ оказалась рядом, едва Берн опустил Хани на ноги.
- Ты в порядке? - Обеспокоенно переспросила Миэ и девушка поздно поняла, что вся с головы до пят в крови и черной скверне шарашей.
- Да, кажется. - Она не чувствовала собственного тела, руки и ноги стали ледяными и в животе будто угнездилась тяжелая холодная змея.
- Вот и молодец, - волшебница как-то неумело, по-матерински потрепала ее по голове, всеми силами вытягивая улыбку.
Хани вдруг вспомнила, как Миэ явилась к ней в видении. Тогда, в Браёроне, когда фергайры привели ее к Конунгу одурманенную зельями, у нее было видение. Странно, что теперь оно сделалось таким ясным: Миэ, черненый солнцем жрец, Арэн из рода Шаам... Не было лишь неприятного чужестранца.
Хани осмотрелась - рядом топтался жрец, весь ссутуленный будто под тяжкой ношей.
- Ты обещала показать мне карг, девочка, - напомнила волшебница, изящным движением поправила взлохмаченные кудри и, увидав как пристально она на нее глядит, переспросила: - Что такое?
Ответить Хани не успела.
Прямо к ним шла процессия. Четверо воинов, во главе с Фьёрном, несли мертвеца, положив его на накидку. Девушка сразу узнала его, хоть лицо владыки Северных земель стало бледным, точно покрытое меловыми белилами. Стоило воинам положить тело павшего Конунга, как к ним рванулся Берн. Впервые Хани видела на лице всегда угрюмого Берна столько боли. Однако с губ Берна не сорвалось ни звука. Он не может дать клятвы кровавой мести, подумала Хани, и отвернулась.
Началась суматоха. Всяк спешил отдать Конунгу дань уважения, преклонить колени и почтить его смерть молитвами. В начавшейся скорби, ей была отведена скудная роль. После, когда настанет час предать ритуальному огню тела мертвых воинов, именно она поднесет факел и проводит их в царство Гартиса поминальной песней. Но до тех пор пройдет немало времени, прежде чем утихнут рыдания по погибшему правителю.
Хани долго блуждала меж тел. Она