нестудентам присутствовать на кампусе, если только их не привели с собой студенты.

Университет вывел за грань закона распространение листовок нестудентами на кампусе и заявил, что любая организация, в которой числятся нестуденты, не имеет права использовать университетские помещения.

Законодательный орган штата Калифорния одобрил так называемый Акт Малфорда: нестудент, не покидающий кампус после соответствующего указания официального представителя университета, может быть арестован за незаконное проникновение.

Дабы провернуть все эти штучки, университет призвал целого копа на полный рабочий день, в течение которого он должен был разгуливать по кампусу в поисках нестудентов, шпионя за политически активными студентами, выслеживая нарушения правил, составляя досье и работая в тесной связке с Красными Бригадами^[3], ФБР и ЦРУ.

Стю вычислил его и проорал:

— Салют, Джеймс Бонд!

Прозвище прижилось.

Целью было кастрировать студентов.

Если студент был политически активен, его выкидывали пинком под зад, превращая в нестудента. Марио Савио, архетипический студенческий лидер, стал нестудентом.

Студент определялся как некто со студиком в кармане, а вовсе не как кто–то, увлечённый учебой.

Работала тоталитарная формула «дважды подумай, прежде чем что‑то сказать».

А вот президенту универа, Кларку Керру, нужно было симпатизировать. Он так гордился своими статистическими данными и графиками. Миллионами, которые он выклянчивал у федерального правительства и крупных бизнесменов. Количеством лауреатов Нобелевской премии от его университета. Счетами зданий, которые предполагалось построить. Изобретённым оружием. Новыми кафедрами. Футбольными командами. Но куда бы Керр ни прибыл в стране, никто и не думал спрашивать его о лауреатах Нобеля или программах развития.

— Что там с теми студенческими демонстрациями на кампусе? — осведомлялись у него вновь и вновь.

Бедный Керр. Мы стащили у него университет прямо из–под носа.

Я шел в «Медвежью Берлогу» проглотить гамбургер, когда увидел сидячую забастовку.

Никогда не могу отказаться от сидячей забастовки.

Стоить мне заметить сидящих людей, как на меня накатывает чудовищная усталость.

Вне зависимости от повода, будь то Байафра, снижение оплаты труда для копов, голубое небо или завышенные налоги, если вы сидите и бастуете, я буду там.

Просидев час, я спросил чувака рядом со мной:

— Эй, а из–за чего сидим?

То был протест против нескольких нестудентов, установивших столик у входа в «Медвежью Берлогу» и раздававших литературу — акция, абсолютно незаконная, согласно новым правилам.

Студенты полагали, что нечестно было этим нестудентам раздавать брошюрки.

Будучи нестудентом, я праведно согласился.

Я взял что–то с их столика: «ЗАПИШИСЬ НА ФЛОТ — УВИДИШЬ МИР»

Некоторые нестуденты, как выяснилось, могут быть значительно меньше «не», чем другие, особенно если речь идет о военных вербовщиках.

Всю забастовку я просидел, не проронив ни слова, в любой момент готовясь сходить за гамбургером.

Наконец, явились копы и оцепили тысячу бастующих. Исполнительный заместитель ректора Эрл Ф. Чейт, едва вернувшийся с шестинедельных курсов повышения квалификации в Советском Союзе, обвинил в организации забастовки шестерых нестудентов. Копы получили ордер на арест Марио Савио, Стю Альберта, Стива Гамильтона, Майка Смита, Билла Миллера и меня. Присутствие Карен Вальд, еще одной нестудентки, сидевшей непосредственно в середине группы, было проигнорировано. Она в ярости закричала:

— Вы, ёбаные шовинисты, арестуйте и меня!

Нас шестерых отвели в сторону и предъявили обвинение в незаконном вторжении и нарушении общественного порядка.

Но вид копов на кампусе вновь взбесил сдержанных студентов, и на следующий же день 8000 человек заполонили площадь, откликнувшись на призыв Марио Савио к забастовке.

Я врубился, что случилось. Попытка администрации представить нас мятежниками, а студентов — жертвами лохотрона, увенчалась тем, что миф о нестудентах разросся до невероятных масштабов. Это оскорбило студентов и усилило их желание вылететь из университета.

Когда становишься нестудентом, секс идет лучше и доставляет больше удовольствия, ты куришь больше травы, ты здоровее, счастливей и вырастаешь на 30 см.

Мелвин Белли, только что защитивший Джека Руби^[4], изъявил желание взяться за наше дело без оплаты. Я захотел с ним встретиться.

Мы поехали к нему в офис в Сан–Франциско. Белли сказал, что считает войну во Вьетнаме правым делом.

Несмотря на это, он был порядочным либералом. Говорил, что свобода, за которую страна билась во Вьетнаме, была утрачена на кампусе, когда нас арестовали. Утверждал, что университет должен разрешить любую политическую активность как для студентов, так и для нестудентов.

Белли одевал ковбойские сапоги и новый костюм каждый день слушаний в суде. Его лицо было оранжевым от макияжа, который он накладывал специально для телекамер.

Его харизма доминировала над залом заседаний. В какой–то момент, посреди напряженного действия, он театрально вытащил носовой платок и добрых секунд 40 прочищал назальные впадины, пока присяжные, битком набитый зал, обвинитель и судья изнемогали от неопределённости. Мы слушали его в гробовой тишине.

ХРЮ! ХРЮ!

Наконец, Белли закончил и сказал:

— Извините, судья.

Затем копы подтвердили, что я не играл роль лидера в организации забастовки.

Джеймс Бонд отрапортовал:

— Не скажу, что Джерри Рубин говорил весь день, но он много улыбался.

Белли вызвал его свидетелем и спросил:

— Вы хотите сказать, что эти люди нарушили нормальный распорядок дня университета?

— Да, это так.

— Мешал ли Джерри Рубин учебному процессу тем, что улыбался?

Финальное обращение Белли к присяжным вогнало нас в краску.

— Я могу защитить капитализм лучше, чем любой другой человек из собравшихся здесь, — начал он.

Белли апеллировал к жюри, отстаивая ценности американской демократии.

— Перед вами хорошие юноши, и если вы отправите их в тюрьму, вы лишь докажете, что они правы, когда говорят, что наше правительство — это зло.

Мы случайно узнали, что в жюри был чувак, недавно попросивший политического убежища как беженец из Венгрии. Он вел много записей на протяжении всего процесса и стал в итоге разом председателем жюри и нашим палачом.

После десяти часов обсуждений вердикт был готов. Нас всех признали виновными в нарушении общественного порядка.

Марио получил 90 дней.

Стю — 60.

А я отделался всего 45 сутками.

ЗА ТО, ЧТО УЛЫБАЛСЯ!

Глава 13. КАК БЫТЬ ЙИППИ

Мы удолбались в хлам, что позволило взглянуть на вопрос с