с отцом выбираемся из машины.
— Я его друг, — сказал ему отец.
Тот покачал головой.
— Да мне плевать, кто вы такие. Если вам тут особо делать нечего, лучше давайте-ка отсюда.
— Нашли его? — спросил отец.
— Багрят, — сказал дядька и поправил пистолет.
— Ничего, если мы дойдем до реки? Я довольно близко был с ним знаком.
— Делайте, что хотите, — разрешил дядька. — Но если вас оттуда погонят, не говорите, что никто вас не предупреждал.
Мы пошли через выгон, практически той же самой дорогой, что и в тот день, когда приезжали рыбачить. По пруду ходили моторные лодки, развесив в воздухе сизые облачка выхлопов. Видно было, где половодьем подмыло берег и унесло деревья и камни. В двух лодках были люди в форме, эти лодки ходили взад и вперед, там один человек правил, а у другого в руках были веревки и багры.
На том самом галечнике, где мы удили Пневых окуней, дожидалась скорая помощь. Прислонившись к задней двери, курили двое мужчин в белом.
Движок на одной из лодок заглох. Мы все подняли головы. Человек на корме встал и начал выбирать веревку. Через некоторое время над водой показалась рука. Судя по всему, крючья вошли Пню в бок. Рука опустилась, потом опять вынырнула, на сей раз прихватив с собой какой-то тюк.
Это не он, подумал я. Это что-то другое, что лежало на дне не один год.
Человек, стоявший у руля, с носа перешел на корму, и они вдвоем перевалили мокрый тюк через борт.
Я посмотрел на отца. Выражение лица у него было очень странное.
— Женщины, — сказал он. — Вот, Джек, — сказал он, — до чего человека может довести неправильная женщина.
Хотя я не думаю, что он действительно так считал. Я думаю, он просто не знал, кого винить и что сказать. Мне кажется, именно с тех пор у отца все и пошло наперекосяк. Совсем как Пень, он стал другим человеком. Та рука, которая поднялась над водой, а потом опять опустилась, будто подала вещий знак: прощайте хорошие времена, добро пожаловать времена дурные. Потому что иных мы больше и не видели с тех пор, как Пень утопился в черной воде пруда. Неужели так всегда бывает, когда умирает друг? И тех ребят, что остались жить, непременно будто бы сглазит. Впрочем, я уже говорил, Перл-Харбор и необходимость перебраться в дом собственного отца, тоже сказались на отце, еще как.
Хотя я не думаю, что он действительно так считал. Я думаю, он просто не знал, кого винить и что сказать. Мне кажется, именно с тех пор у отца все и пошло наперекосяк. Совсем как Пень, он стал другим человеком. Та рука, которая поднялась над водой, а потом опять опустилась, будто подала вещий знак: прощайте хорошие времена, добро пожаловать времена дурные. Потому что иных мы больше и не видели с тех пор, как Пень утопился в черной воде пруда. Неужели так всегда бывает, когда умирает друг? И тех ребят, что остались жить, непременно будто бы сглазит. Впрочем, я уже говорил, Перл-Харбор и необходимость перебраться в дом собственного отца, тоже сказались на отце, еще как.