месте. Неужто вам захочется отказаться от борьбы даже ценой подготовки собственного мужа к соревнованию, исход которого очевиден?

Сколько времени понадобится ей для подготовки Грегори? Вот что беспокоило ее. Для среднестатистического мужа, как мы знаем, нужно от трех до пяти лет. Конечно, Грегори - это особый случай. Четыре года означали бы ослабление борьбы. Срок в три года кажется наиболее подходящим, но и два года вполне возможный срок, да и Глэдис проявляла незаурядную волю и нетерпение. Мы были уверены; что Глэдис добьется своего за два года. Поэтому для других было проще придержать своих мужей до следующего года. Если Грегори будет претендовать на победу один, то эта победа будет бессмысленной.

Наше решение было однозначным. Дамы согласились представить своих супругов в следующем году, пусть даже они не достигнут вершины. Чувствовалось, что если перспектива трех лет потерпит крах из-за какой-то оговорки, придирки, сотен причин, то изоляция мужа на четыре-пять лет невозможна для всех заинтересованных дам, да и к тому же за вершиной следует резкое падение веса. Женщинам, чьи мужья были изолированы на год, разрешено было разорвать контракт.

Напряжение росло. Глэдис прикрывала свою уверенность в победе интересом к делам общества, в то время как другие дамы скрывали свой интерес и ненависть под масками дружелюбия при здоровом состязании.

Глэдис начала передавать продукты: четверть бочонка пива, бушели с картошкой, мешки с мукой. Ну да! Она поставит рекорд за два года, но это будет пустая победа.

И тогда она смогла превзойти себя. Все мы помнили Дариуса Элизабет Бент. Она несколькими годами раньше, в надежде установить рекорд, слишком перестаралась. Ее супруг скончался за шесть недель до конкурса: сенсация - вес покойного - 612 фунтов. С соревнования снят по причине смерти.

В пылу соревнований мы забыли о Грегори. Что правда, то правда. Этот конкурс нас ничем не удивил. Все, кроме Глэдис, знали имена участников. Победителя пытались предсказать... но все же, конкурс есть конкурс, и в воздухе витал знакомый дух ярой конкуренции.

День открытия конкурса выдался на удивление ясным и жарким, возбужденная публика устремилась на стадион. В этом году и думать не нужно было о том, кто потрясет публику и кого изолируют на предыдущий год.

Но за пять минут до начала волнение охватило публику. Не видел ли кто Глэдис? Зрительская аудитория зашевелилась. Дружно завертелись головы, глаза отыскивали в толпе Глэдис, но тщетно. Зло охватило всех. Неужто она подготовила Грегори за год? Нет и нет, это невозможно!

Оркестр заиграл, и мимо трибун двинулись двадцать шесть нарядно раскрашенных и задрапированных грузовиков. Сколько же дам согласились представить своих супругов? Двадцать пять или двадцать шесть? Никто не помнил.

Грузовики обогнули поле. Внимание зрителей разрывалось между парадом и входом, через который, как ожидали, появится опоздавшая Глэдис.

Пронзительно зазвучали фанфары, и грузовики остановились. Дамы покинули кабины и встали перед грузовиками. Напряжение момента нам всем знакомо: супруги выстроились в линейку, 24 женщины, одетые по последней моде; при этом зрители пытаются вспомнить тех, которые могли бы быть здесь, но отсутствуют. Этот напряженный момент, который ставит на карту планы, надежды, труд, может быть разрешен очень быстро... Но в долю секунды глаза всех устремляются на одну, лишь на одну. Это Глэдис.

Она стояла перед своим грузовиком в сногсшибательном белом платье, свежа, как маргаритка; не показывая и доли волнения, скрывая тяжесть испытания; на ее лице ни единой морщинки; волосы тщательно убраны. Я не мог не почувствовать, как росла к ней ненависть.

Многие даны мрачно уставились на Глэдис. Зазвучал оркестр, и дамы сняли покрывала с машин. Зрители замерли, увидев мужчин на грузовиках. Но сейчас внимание всех приковано было к грузовику полномером 17; Грегори Глэдис.

С аплодисментами не спешили; дикого восторга тоже не последовало, публика застыла в трепетном молчании. Именно в этот момент каждая из присутствовавших на поле дам уже знала, что ее надежды навсегда рухнули. Даже в самых страшных снах они никогда бы не вспомнили о Грегори.

Он стоял подобно монолиту, вросшему в кузов грузовика. На его лице не было и тени подобия взгляда, свойственого слоноподобным разжиревшим мужьям; складки его чела гневно нависали на глаза; его щеки не распухшие, не раздувающиеся, кусками расположились на здоровенных челюстях. Его шея, толстая, воедино слилась с гигантскими плечами, за которыми должно было следовать неминуемое брюхо. Он был великолепен. Колонна, глыба, гора, мощный и неподвижный. Он медленно и гордо повернулся. Он был крупнее, тяжелее, значительнее всех, кого мы когда-либо видели. Ненависть толпы перешла в отчаяние. Мы могли бы рассказать о Грегори нашим внукам, но созерцали его мы сами. Для нас это последний конкурс. Никто из нас не мог даже представить истинных мучений Глэдис; годы ее социального остракизма. Но как они смогли?

Началось взвешивание, публика поднялась со своих мест. Мужей лебедками поднимали на платформу весов. Вот и результат: 345, 376, 268 (раздался смех), 417, 430 (последовали хлопки - не иначе как родственники), 386, 344. Ни тени интереса. Дрожащие от страха дамы, положившие годы ради этого момента, мечтавшие лишь о честной борьбе, готовы были зареветь. 403, 313. Ожидание, казалось, длится бесконечно. Следующим был Грегори, но им с Глэдис предстояло еще всех удивить. Как только служащие собрались подцепить его платформу канатами, Глэдис замахала. Она прикрепила к кузову крепкую веревочную лестницу, а Грегори осторожно, но все-таки без колебаний, спустился по ней. Он еще мог и двигаться!

Откинувшись назад мощным торсом, он закачался, пытаясь удержать равновесие, накренился к ступеням, ведущим на платформу. Как только он попытался спуститься на шаткую опору, она отделилась. Пользуясь перекладиной как тростью, он перенес свое тело вверх, в то время как толпа замерла в ожидании треска подломившейся опоры. Доски затрещали, но не сломались, Грегори сам взгромоздился на платформу. Ну, леди, что можно было сказать об этой фигуре? Все закончилось. Статистика была не нужна. Стоило только взглянуть на Грегори. Тем не менее - 743 фунта! Степенно и гордо Грегори развернулся, улыбка озарила его лицо. Все замерли, затем поодиночке, группами, а там уж и вся толпа поднялась со своих мест. Даже зависть и ненависть были бессильны в присутствии участника, подобного памятнику Глэдис и нашему обществу, вдохновлявшему весь мир.

А сейчас, милые дамы, мне хотелось бы закончить выступление на ноте, которую заслуживает представление. К сожалению, всего