здоровенных бугая и сказали, что это вам. И если я вдруг вас увижу, то должен это передать. И у меня сразу возникло такое чувство, что мне же будет лучше, если это произойдет как можно скорее.
Я надорвал конверт. Внутри было пять стодолларовых банкнот и записка:
«Все забыто. Л. Дж.».
— Ну что? — Джонсон пристально смотрел мне в лицо.
— Ничего не понял. — Я протянул ему записку.
— Вы знаете кого-нибудь с инициалами «Л. Дж.»?
Тут до меня дошло. Лейк-Джордж.
— Теперь я понял. Но это неважно.
— Они хотят сказать, что не собираются вас трогать, да?
— Знаете, давайте-ка спустим ее в сортир.
— Может, ее лучше сжечь? Секретный агент Х-7 в одном фильме...
— Да, вы правы.
Он чиркнул спичкой и, наблюдая, как записка горит в пепельнице, небрежно спросил:
— Кстати, вы помните, что наплели Уинклеру?
— Кому?
— Детективу Уинклеру, между прочим, одному из лучших в Нью-Йорке.
— А разве я с ним говорил?
— Господи, да вы хотите признать себя виновным в половине убийств, совершенных в Соединенных Штатах! Пара рэкетиров по фамилии Дженолезе и Кэпп, какой-то старикашка-адвокат на Лонг-Айленде и уж не помню, кто еще.
— Да вы что!
— Уинклер говорит, что это бред чистой воды, тем более, что вы отказались назвать чьи-либо имена, кроме тех, кого вы прикончили.
Я с удивлением огляделся вокруг.
— Тогда почему я здесь? Почему меня не посадили?
— Официально Дженолезе и Кэпп даже не признаны пропавшими. Нет ни трупов, ни орудия убийства, ни свидетелей. По официальной версии, адвокат умер от сердечного приступа, во всяком случае, так написано в свидетельстве о смерти. — Джонсон подмигнул. — Уинклер сказал, чтобы вы больше не вздумали являться к нему с подобными выдумками.
— Ага, значит, полиции на это наплевать.
— Совершенно верно. Особенно когда речь идет о таких типах, как Дженолезе и Кэпп.
Я встал с дивана, прошелся по комнате и потянулся. Все, наконец-то я преодолел все передряги и оказался на другой стороне туннеля.
— И еще, — добавил Джонсон, вытряхивая пепельницу. — Я ведь все равно начал вас искать еще до того, как ко мне приперлись эти громилы. Через два дня после того как мы разговаривали в последний раз, меня нанял для ваших розысков один малый. Некий Арнольд Биуорти. Вы назвали ему мое имя. Он сказал, что ни должны были ему позвонить еще шесть недель назад.
— Господи, я совсем про него забыл.
— Почему бы вам завтра не съездить к нему?
— Хорошо.
Я переночевал у Джонсона на диване, а утром сходил к врачу и целых два часа примерял новый глаз. Я заплатил за него из присланных в письме пяти сотен, а остальные отдал Джонсону. Сначала он отказывался, но я сказал, что это возмещение за то, что его избили.
Потом я отправился на место в Куинс. Биуорти вцепился в меня мертвой хваткой, потащил к себе в подвал и посадил перед магнитофоном. Я долго рассказывал, потом мы сделали перерыв на обед и продолжали до полуночи. Он предложил мне переночевать в комнате для гостей, а наутро отвез меня в Манхэттен забрать чемодан у Джонсона. Когда мы вернулись, Сара сидела у магнитофона и в слезах слушала запись, но Эрни приказал ей прекратить ныть и пойти заварить нам кофе.