продаже хорошей бумаги, необходимой для кандидатской диссертации. И наш Н. Н. привез в Москву из Перми эту дефицитную бумагу — на беловик (у нас все-таки Краснокамский бумкомбинат работал). Он положил ее в тумбочку.

Именно за этой тумбочкой Н. Н. часто слышал треск, но не заглядывал в сей угол никогда! Да, плохо работают подслушивающие устройства чекистов, потрескивают, но если что-то тронешь там, не будет ли хуже...

Когда диссертация была написана, обсуждена, пришло время достать хорошую бумагу и печатать беловик. Но... оказалось, что это не подслушивающие устройства трещали по ночам, а мышь грызла прекрасную бумагу на вату для гнезда! И что теперь делать? Такой бумаги днем с огнем не сыскать.

И стал Н. Н. звонить знакомым и рассказывать о мыши, просить помощи — ему нужно было не менее семи пачек хорошей бумаги.

Наконец он получил номер телефона, позвонил, и — о, чудо! — человек пообещал финскую бумагу!

Правда, встреча была назначена... у памятника Дзержинскому. Но наш Н. Н. как подумал: даже если краденую бумагу ему продадут с Лубянки, ну и что — из-за них же пропала краснокамская бумага-то! Если б Н. Н. не был уверен, что это трещат подслушивающие устройства, он бы — конечно — сразу заглянул на треск и спас бы большую часть драгоценных листов от мышиных зубов.

В общем, вышел к нему с Лубянки человек, похожий на доброго Карабаса-Барабаса, продал бумагу по 10 рублей пачка (в 10 раз дороже, чем в магазине), и все. То есть работники КГБ уже в 1980 году вышли на передовые рубежи рыночных отношений.

Диссертацию приняли на ура. Кстати, тема диссертации Н. Н. была как раз про это — про казнокрадство и прочее (то есть по Салтыкову-Щедрину, просто я не знаю точное название)...

Казаки в 2003 году

В мое купе вошел человек с обгоревшей ногой! Ничего себе! Буквально дымился еще серый носок в тех местах, где он не сгорел.

— Шел к вокзалу... вдруг шаровая молния ударила в левую ногу, и полуботинок моментально сгорел.

Я ехала от родителей из Белой Калитвы. У меня в дороге с собой всегда аптечка, а в ней эритромициновая мазь. В общем, дала я эту волшебную мазь соседу. Через полчаса, когда боль ушла, он заговорил:

— Може, мне это знаете за что? К нам в станицу не так давно приехали братки из города и потребовали дань. “Приезжайте завтра в 8 вечера — мы за это время соберем деньги”. Ну, те и приехали. А мы все, казаки, не дали им даже из машины выйти — положили всех из пулемета.

Дева из автобуса

Почему бы и нет?! Новогодняя ночь у Ивана, так у Ивана.

В прихожей мы застали его сына, уходящего в свою компанию. А я помню вундеркинда в жабо — как он читал стихи на своем дне рождения, рифмуя “мама-прямо” — в классе его дразнили “Костик — мамин хвостик”... И вот уже у него следы от резинки бороды Деда Мороза — работает в школе, весь день пробыл Дедом Морозом.

— Ну да, — вздохнула я, — не должны же мы молодеть.

— Должны, но не сильно, — ответил мой муж.

— Меня стрельцы вообще раздражают, — отвернулась от меня Аврора, жена Ивана.

— Это не стрелец, это Нина Горланова, — буркнул Иван.

Правда, Аврора рано ушла спать. Оказалось, что у нее такое тяжелое биополе: буквально — когда она спит — мы через стену комнаты и коридор чувствуем, какое у нее там тяжелое биополе.

Иван проговорился: специально сделал коктейль “отвертка” — водка и апельсиновый сок, чтобы жена рано легла. А ведь я помню, как он делал Авроре предложение под каждой яблоней университетской...

Тут нужно сказать, что нас осталось возле елки пятеро. Я, мой муж — Вячеслав Букур, Иван, а еще — Тим Тимыч и Иринушка. Тим Тимыч — инженер, а Иринушка — пианистка.

Ее любимое выражение: “Музыканты упали в ноты (от смеха)”.

И был еще с нами пес по имени Малыш, странное создание, с длинной, как у птицы, мордой.

А приготовил Иван литературный стол: коньяк “Дон Кихот”, крымское вино “Коктебель”. Причем мужчины пили коньяк, почему-то сравнивая его с криками чаек на рассвете. Я сказала, что коньяк золотистого цвета.

— Как наша будущая жизнь, — Слава все превращает в тосты — любую реплику. — Давайте за это выпьем!

Причем дело уже шло к торту. А если ты в новогоднюю ночь добрался до торта, значит, праздник не удался (сказал Т и м Т и м ы ч).

И тут вдруг любовная история пролилась на нас из уст... Ивана.

Да, было бы естественно, если б эта история случилась с Тим Тимычем, благородным мясистоносым красавцем, вдовеющим уже давно. Но она случилась с Иваном, у которого глаза все еще горят, как у первокурсника.

— Ё-мумиё, с чего же начать? — бубнил он, и его сносило в дальний темный угол комнаты. — Если у меня внутри залежи любви!

— Некоторые залежи не нужно раскапывать. Вот раскопали каменный уголь, и что! Всемирное потепление.

— Букур, ты поумнеешь когда-нибудь, нет?

— Готов, давай — просвети.

— Всемирное потепление! Нет его, а есть волны. Когда снимали фильм “Вечера на хуторе близ Диканьки” — не нашли зимой снега на Украине. А во времена Гоголя его было много! А недавно снова были там холода! Нынче же — опять тепло.

— Это не еда, это сонет, — я хотела сменить тему.

Здесь пора дать портрет Ивана — истощенного красавца. Красавцы истощенные такие истощаются до конца: не могут остановиться.

— Ну, Иван, начни же с чего-нибудь, — сказала Иринушка.

А нужно сказать, что Тим Тимыч принес ирландский ликер — он настолько ароматный, что я с него чихаю. И вот опять: выпила — чихнула.

— Нина чихнула, значит, Иринушка верно говорит: начни с чего-нибудь, — Тим Тимыч уселся поглубже в кресло.

Аврора в это время — в скафандре алкогольном — спит, не слышит...

Пес Малыш попрыгал, словно большой мяч, словно никаких усилий ему это не стоило, не забывая в полете махать хвостом, и вдруг задремал под столом.

— Ну, едрён-самогон! Начну вот что — с ее рук. Я встретил эту деву в автобусе. Глядя на нее, все время думалось о Боге! Какие у нее руки — это Бог создал такие руки...

Тут я достала ручку, чтоб записать эту фразу, но ручкой случайно задела мельхиоровое ведерко из-под шампанского — оно зазвенело.

— Нинка, ты все имена там смени, замаскируй меня, поняла? А то жена даст мне опять ковром по голове!

История любви развивалась так: Иван вышел за девой из автобуса. И выходил так каждый вечер.

—